Читаем Адам и Отка полностью

Адам и Отка

И вот приходит пан Венцл, чисто выбритый, в тёмном костюме и от этого ещё более старый. Он сначала извиняется за свои часы, что они так громко бьют, и обещает снять их со стены, которая у них общая… Места на других стенах у него ещё хватит. А если потребуется, он на время остановит все часы… если, например, маленький Владя не сможет из-за них спать.

— Нет, что вы, что вы, — говорит тётя так любезно, что Отка даже не узнаёт её. — Пусть малыш привыкает к шуму с малолетства. Мы ведь в Праге, а не где-нибудь в деревне.

— Мы его любим больше всех детей на свете, — заявляет дядя. — Но воспитывать его мы будем хладнокровно.

Приходит и Тереза, и её серебряная голова сияет в квартире Суковых как ясная луна. Каждому с милой улыбкой она говорит что-нибудь весёлое. А тётю она навсегда завоёвывает тем, как забавляет Владю: она чирикает, мяукает, пищит и делает всё это так очаровательно, что малыш вдруг начинает проявлять внимание. Тёте даже кажется, что Владя улыбнулся, хотя это наверняка простой материнский самообман. Тереза успевает подморгнуть и Отке, а когда никто не видит, шепнуть, чтобы она о ней не беспокоилась. Завтра вечером Тереза снова идёт в кино. Её пригласил один молодой авиамеханик.

— Ты знаешь, кто такой авиамеханик?

— Нет, не знаю, — отвечает Отка.

— Это как пилот, хотя и не пилот.

— Ага, значит, он главный в самолёте, когда самолёт не летает.

— Да, — вздыхает Тереза и берётся за бутерброд.

Отка тоже берёт себе бутерброд и с радостью наблюдает, как пан Венцл разговаривает с её дядей, капитаном Суком. Оба держат в руках рюмки и смотрят друг на друга, будто знают друг друга сто лет и будут знакомы по меньшей мере до самой смерти. Отка вдруг вспоминает, что, возвращаясь с прогулки, она встретила Шару. До сих пор Отка всё удивляется этой встрече. Неужели она ещё ничего не сказала Адаму? Да, пожалуй, не рассказала. Теперь она бросается к нему.

— Адам, — тянет его Отка за рукав.

Адам поворачивает голову и вопросительно смотрит на неё, у него полон рот.

— Я встретила Шару.

— Ну и что?

— Да ничего. Только я его носом к носу встретила.

— Ну и что?

— Да ничего. Только он больше не такой сердитый. Я думала, что, увидев меня, он будет хмуриться. А он смотрел на меня как ни в чём не бывало.

— А ты что? Недовольна?

— Да, я ведь всё-таки укусила его за ногу.

— Ладно, эту драку предоставь мне.

— Адам! — Голос Отки звучит угрожающе. — Ты что? Помирился с Шарой?

— Откуда ты вдруг взяла? И дальше мы будем драться.

— А что всё-таки случилось?

— Я теперь знаю, что можно ждать от Шары.

— А что ты можешь от него ждать?

— То же самое, что от Ежки. Драку как драку. Ясную и честную.

Тётка зовёт гостей к столу и спрашивает, чем их угостить? Спрашивает пана Венцла, Адама, Терезу, только об Отке забывает. Отка сначала обижается, а потом говорит сама:

— А почему ты меня не спрашиваешь, что я буду есть?

42

Дети не знают, что им делать в последнюю пражскую ночь. На улице светло и шумно, на небе мириады звёзд. Как они доживут до утреннего отъезда? Проще всего было бы уснуть и проспать до самого утра, только сон почему-то не приходит. Дети считают до ста, чтобы немножко устать, не помогает. Считают до двухсот, трёхсот.

— Адам, — говорит Отка, дойдя до трёхсот двадцати семи.

— Что?

— Тебе хочется домой?

— Хочется. А ещё больше хочется увидеть папу с мамой.

— А что они будут с нами делать, когда мы вернёмся?

— Воспитывать, как и раньше.

— Ты помнишь, как тебе записали замечание в дневник?

— Не помню. — Адам не хочет об этом вспоминать.

— Мама тогда сказала: «Нет больше нашего прежнего Адама. Его как подменили». А помнишь, потом в кухне тебя никто не замечал, никто с тобой не разговаривал. За ужином тебе не дали тарелки, и я даже не знаю, пошёл ты тогда спать или нет.

— Знаешь, прекрасно знаешь. Сама принесла мне оладьи.

— Потому что я боялась, что ты всю ночь будешь голодный.

— А ты помнишь, как мама наподдала тебе на площади? Перед магазином? Когда ты всё время к ней приставала и просила шипучки?

— Нет, не помню.

— А ты ещё тогда ей сказала: «А всё-таки я тебя люблю».

— Я и вправду её люблю.

— Я тоже. Когда они меня ругают, я всегда думаю: «Ну, подумаешь, поругают и перестанут».

— Я хочу домой, — заскулила Отка.

— Утром поедем поездом.

— А раньше нельзя?

— Можно пойти пешком.

— А мы не заблудимся?

— Надо идти вперёд и вперёд, тогда не заблудимся.

— И придём в Выкань…

— Откроем калитку…

— Войдём во двор…

— А на пороге стоит мама…

Дети так и не закончили свой разговор, потому что уже не слышали сами себя. Сон всё-таки пришёл, но даже и во сне они видели свой дом. Во сне им снились жёлтые подсолнухи, птичьи голоса в кронах деревьев, резкий аромат резеды, кусты смородины, лёгкий полёт голубей, запах расколотых поленьев, дыни в огороде, утренние голоса петухов. Дом напоминал о своих правах и снился им всю последнюю ночь.