Адам Смит

Полтора столетия исследователи творчества Смита и Тюрго искали переписку между ними, на существование которой указывал друг и биограф последнего Кондорсе. Теперь довольно убедительно доказано, что переписки не было. Но Смит всегда относился к Тюрго с большим уважением и симпатией.

Париж огромен и многолик. Его новый знакомый, знаменитый естествоиспытатель Бюффон считает, что в городе живет до 600 тысяч человек, но точно их никто не считал. Как апокалиптический зверь, Париж пожирает всю Францию. Таких контрастов фантастической роскоши и убогой нищеты Смит еще нигде не видел, даже в Лондоне.

Кажется, весь человеческий род можно узнать, не покидая этого муравейника. Люди и товары со всех концов мира стремятся сюда. Бюффон говорит: хотя философы часто ругают Париж — это для них идеальное место; философ видит здесь мир в миниатюре и чувствует себя свободным, затерявшись в толпе.

Посланный заранее из Женевы эконом герцога мистер Кук заказал и приготовил комнаты для герцога, его брата и Смита в отличной гостинице в предместье Сен-Жермен. Гостиница набита англичанами: после окончания войны они хлынули в Париж, а это одна из немногих приличных гостиниц в городе.

Если они едут с визитом в другой конец города, из их гостиницы приходится выезжать за час, а то и больше. В первое время каждая такая поездка полна необычных впечатлений.

Узкие старые улицы и мосты забиты экипажами и людьми, ругань кучеров, крики торговцев и водоносов сливаются в сплошной гул. Водоносы! Говорят, их в городе до 20 тысяч; они с утра до вечера таскают воду из Сены на пятые, шестые и даже седьмые этажи. Узкие дома, черно-серые от вековой грязи и копоти, тянутся вверх, как хилые деревца к солнцу, и почти сходятся мансардами. Высоко над головами прохожих через улицу беседуют соседи. Этим Париж больше похож на Эдинбург, чем на Лондон.

От плохой сенской воды и у герцога и у Смита начался понос. Но соотечественники, давно уже живущие в Париже, утешают: через это все неизбежно проходят, потом желудок привыкает. И правда: через неделю все в порядке.

По берегам Сены сложены огромные поленницы дров, высотой с трехэтажный дом: в отличие от Лондона углем здесь почти не топят. В лабиринтах этих поленниц гнездятся нищие и воры.

Узкие улицы вдруг распахиваются на просторные, величественные площади, от красоты которых захватывает дух. Нынешний король и его прадед Людовик XIV украсили столицу многими прекрасными сооружениями. Аббат Морелле, которого они удачно встретили в первый же визит к герцогине д'Анвиль, рассказывает: тем скромным благоустройством, какое Париж имеет, он обязан отцу мсье Тюрго, который был много лет prévôt des marchands… ну, чем-то вроде лондонского лорд-мэра, только без его власти и влияния. (Кстати, сам мсье Тюрго со дня на день ожидается из Лиможа: на зиму и весну он всегда приезжает в Париж отдохнуть от своих тяжелых обязанностей интенданта.)

Морелле и их женевский знакомый герцог Ларошфуко добровольно выполняют обязанности гидов. Сначала молодые лорды в восторге. Но через неделю церкви и замки слегка надоедают им. Смиту приходится подумать над тем, как оградить своих питомцев от соблазнов и опасностей, подстерегающих здесь молодого богатого иностранца на каждом шагу: от наглых карточных шулеров, вкрадчивых жуликов и хищных куртизанок. Всезнающий и любезный аббат даже принес ему курьезную брошюрку: «Ловкачи Парижа, или парижские анекдоты, повествующие о хитростях, к которым прибегают интриганы и некоторые хорошенькие женщины для обмана простаков и иностранцев». Прочел с любопытством и, может быть, с пользой.

(Милейший аббат! Кто-то из англичан, знавший лет сорок назад декана Свифта, заметил, что своим едким юмором Морелле напоминает его. Париж наполнен аббатами, этими странными вольноопределяющимися священниками, без обязанностей и с неизвестными источниками доходов. Они были бы несносны, если бы среди них не было людей вроде Морелле или маленького итальянца Гальяни!)

Чтобы отвлечь юношей от соблазнов низшего пошиба, он старается ускорить их представление ко двору. К сожалению, этого приходится ждать из-за траура: через два дня после их приезда умер дофин, единственный сын Людовика XV.

Церемония совершается уже в новом, 1766 году. Смит, разумеется, скромно стоит сзади, когда на очередном levée короля английский посол представляет его величеству двух молодых людей, принадлежащих к одному из знатнейших родов Британии. (Об этом придется подробно доложить Таунсэнду, хотя писать дьявольски некогда и не хочется!)

Из-за толпы придворных Смит благодаря своему росту отлично видит короля. На красивом и властном лице улыбаются только губы, подкрашенные помадой. Светлые глаза — как стекло. Может быть, Смит недостаточно опытен, но он не видит на этом лице следов непомерного разврата, о котором знает весь мир. Королю 55 лет. На levée присутствует его старший внук, новый дофин, толстый, неуклюжий мальчик лет десяти, который крутит головой и не знает, куда девать руки. Это будущий Людовик XVI.