Адель. Звезда и смерть Адели Гюс

Еще издали мы видели, как у стола хорошенькая, вертлявая дама с пикантной родинкой около рта (как я потом узнал, это была княгиня Варвара Голицына, одна из бесстыднейших мессалин петербургского двора) кокетничала с галантным старцем Галуппи. Маэстро что-то с жаром говорил ей, потом налил себе большой стакан вина, единым духом опорожнил его, предварительно шепнув княгине что-то такое, от чего она залилась звонким, чувственным смешком; затем они оба ушли под руку в сад, и все обратили внимание, с каким бесстыдством Голицына прижималась к старику.

— Ведь вот человек! — добродушно рассмеялся Алексей, посмотрев вслед оригинальной парочке. — Ему уже за шестьдесят, а ведь он во всех смыслах моложе молодого. Иногда ночь напролет с нами пропьянствует, а на другое утро, как ни в чем не бывало, уже за пультом и палочкой помахивает. А бабы его любят — просто страсть! Возьмите хоть Варьку — ведь она чего-чего не перевидала, каких только Адонисов своей благосклонностью не одаривала, ей-то уж есть, кажется, из чего выбирать, а вот, подите, липнет к старцу, прохода ему не дает! Молодец старик! И за что я его особенно люблю, так это за скромность. Знаете ли, царская милость имеет свои дурные стороны. Вот мы с братом Григорием уж, кажется, превознесены государыней превыше облаков. Да ведь зато она и держит нас на помочах. Узнай она, что я Тарквинию здесь открыто хозяюшкой называю, так не оберешься потом нотаций! Пожалуй, царица даже способна Тарквинию за это из России выслать. А почему? Что я — государыне? Ну, еще брат Григорий, я понимаю… А я? Да вот поди ж ты! А ведь Галуппи, можно сказать, — свой человек у царицы, бывает запросто на всех домашних эрмитажных вечерах, и бояться ему нечего, потому что государыня им очень дорожит. И хоть знает он, что стоит ему шепнуть государыне словечко про меня или про Григория, так царица ему хороший подарок сделает, — а ведь ни слова никогда не вымолвит. Вообще славный старик и хороший товарищ! Ну, да у нас вообще составился кружок…

Сзади нас послышались твердые, отчетливые шаги.

Алексей обернулся и сказал:

— А, это ты, Гриша! Закусить идешь? Что ты хмурый какой? Проиграл, что ли?

— Да нет, — недовольно ответил Григорий, — не проиграл и не выиграл. То-то и обидно — никаких ощущений! Одну ставку проиграешь, другую выиграешь. Надоело!

Мы подходили как раз к столу. Алексей познакомил меня с братом.

— Очень рад! — сказал Григорий, надменно кивая мне головой. — Я слышал о вас много любопытного и интересного.

Мы уселись на уголке. Григорий ел стоя.

— Ну-с, — спросил меня Алексей, — удачно было ваше вчерашнее посещение посольства?

— Благодарю вас, граф, да, — ответил я. — Правда, посла я не застал, но меня принял первый атташе, маркиз де Суврэ.

— Рославлев, одну минутку! — крикнул Григорий, завидев довольно пожилого офицера в мундире премьер-майора Измайловского полка.

Орлов поставил тарелку на стол и хотел подойти к майору, но имя маркиза де Суврэ, которое я назвал, заставило его остановиться.

— Маркиз де Суврэ, — продолжал я, — встретил меня очень любезно и был даже моим чичероне по Петербургу.

— Маркиз — вообще очень милый человек, — заметил Алексей Орлов.

— Маркиз де Суврэ, — сказал Григорий, с холодной злобой отчеканивая каждое слово, — плохой дипломат и двусмысленный интриган, и в самом непродолжительном времени я сделаю соответствующее представление о нем версальскому двору!