Ночь была разорвана оранжевыми лучами низко нависшей луны. Мотоциклы скаутов с ревом мчались по узкой горной дороге, сбивая камни, собирающиеся в небольшие обвалы. Из мощных фар вырывались конические лучи, освещающие пейзаж и подсвечивающие колонну скаутов изнутри. Путь был таким узким, что отделение двигалось друг за другом, но мотоциклисты были уверены в себе и неустрашимы. Они подскакивали и уклонялись на неровной почве, передвигаясь на самом краю обрыва слева и сдирая краску с брони о стену горы, находящуюся справа. Тендзин поднял сжатый кулак и остановился на гребне возвышенности. Скауты подчинились, заглушили двигатели, погасили свет и молча заняли позиции за спиной капеллана. Его силуэт подсвечивался луной и был окружен мерцающей аурой золотого света. Тендзин знал толк в драматизме и при этом понимал, какое большое значение имеет благоговение, когда возглавляешь отделения проклятых. Капеллан включил комм и раздалось шипение статики.
— Соблюдайте тишину. Нагабоши и Эндо — со мной. Остальные — держать позицию.
Два скаута из первой линии слезли с мотоциклов и заняли позиции рядом с Тендзином. Троица величественно возвышалась на вершине горной тропы. Лунный свет играл на их броне, посылая сверкающие искры в разрежённый воздух. Остальные скауты не могли отвести от них благоговейных взглядов, их сердца сжимались от гордости.
Внизу склона, под выступом, был разбит временный лагерь. В центре лагеря горел мрачный огонь, выплевывающий в небо столб дыма, закрывающий звезды и угрожающий поступить также с луной. В промежутках между тентами и огнем дергано передвигались силуэты. Они тряслись и изгибались, скручивая голые тела в неестественные позы. И смеялись, громком смеялись. На заднем плане прозвучал тихий пульсирующий удар. Его сила вогнала силуэты в ещё большее безумие.
Капеллан шагнул вперед и сфокусировал своё улучшенное зрение. Глаза людей людей расширились, а рты были безвольно открыты. С зубов свисали капли слюны, как будто люди начали впадать в бешенство. Слюна сбегала по подбородкам и шеям, капая на грудь, будто краска. Будто краска. Это была не слюна, а кровь. Символы на грудях выглядели ужасно знакомыми.
Тендзин быстро осмотрел остальной лагерь. Усталые фигуры сидели в пыли, их колени были подтянуты к груди и они слегка покачивались, пока из уголков ртов бежала кровь. Некоторые доставали из огня куски мяса и жадно вгрызались в них, облизывая губы, как собаки, брызжущие слюной. Отчаянная группа испуганных людей была связана цепями друг с другом и прикована к горе около входа в пещеру под выступом.
Дым собирался в широкую колонну, шатающуюся в разные стороны подобно ленивому торнадо. Затем пришло осознание. Черный дым, окровавленные рты, разрывание плоти. Тендзин напряг глаза и вгляделся в огонь. Он безумно горел и сверкал, трещал и шипел, бросая в лица безумцев куски жира. Вот оно.
Огонь, казалось, принял неестественный красный цвет и отсвечивал оранжевым, из-за лунного света и голодного костра.
В нём лежала рука. Обгоревшая настолько, что на ней не осталось плоти, но явно человеческая рука. Она тянулась из огня, как будто прося о помощи, как последний отчаянный рывок утопающего. В огне начали проявляться и другие части тела. Ноги, кисти, головы и ступни. Десятки, брошенные друг на друга и подожженные. Огромная куча горящей плоти, посылающая в ночное небе едкие клубы смерти, как какое-то абсурдное барбекю.
— Что они делают, сэр? — в глазах Эндо горели желание понять происходящее и недоумение. Ему происходящее одновременно казалось ужасным и притягательным.
— Танцуют, Эндо. Они танцуют, — повернулся к скауту Тендзин и взглянул в его глаза. Они были горящими и покрасневшими, — они просто танцуют, — мягко повторил капеллан, прищурившись.
— Что мы будем делать, брат капеллан? — низкий голос Нагабоши прервал концентрацию Тендзина. Он повернулся ко второму скауту и был шокирован тем, что в его глазах читалось безумие, и они были налиты кровью, — Мы должны что-то предпринять! — настаивал Нагабоши, его голос стал практически неестественно низким. Тендзин сделал паузу, вглядываясь в глаза скаута и пытаясь найти что-то кроме жажды крови, но не видел ничего. Повернувшись обратно к ужасной отталкивающей вечеринке, он вновь осмотрел происходящее. Танцоры всё еще неестественно дергались и прыгали вокруг огня, кровавые символы на их грудях были знаком Кхорна. Капеллану приходилось сражаться с самим собой, чтобы контролировать «ярость». Он чувствовал, как она собирается в его диафрагме, заставив его дыхание участиться. В уме он шептал Морипатрис, загоняя мысли глубоко в легкие и позволив им вернуть дыхание в норму.
— Вы двое, за мной, — скомандовал он мощным голосом, не позволяющим отказаться. Двое скаутов за его плечами повернулись и последовали за Тендзином к ожидающему отделению, нетерпеливо оглядываясь через плечо, пока они ползли во тьме скал. По крайней мере, они следовали за капелланом.