Адептус Механикус: Омнибус

В нескольких кварталах — в дешевых жилых глубинах Мирянского Угла в основном — публичные сборища превратились в торжество беспорядков и беззакония. Магистратум отправил патрули для восстановления порядка и подавления уличного пьянства, драк и грабежей. Вообще, в эту ночь Магистратуму пришлось поднапрячь силы, чтобы обеспечить контроль над толпой практически на каждом уровне улья.

Алеутон держал руку на пульсе анализа движущей силы людских масс. Это было облегчение, понял он, выражение облегчения после многих недель напряжения и страха. Гражданам Ореста Принципал нужна была отдушина, ради которой он и разрешил опубликовать новости из Подгоксового Края. Ему нужен был довольный город, верящий, что все изменится к лучшему. Хотя мнения всех его стратегических аналитиков, офицеров СПО и Орестских полков сошлись с оценкой Этты Северин.

Война была еще далека от победы. Она еще даже не пришла к равновесию. Оресту предстояла долгая и темная ночь, перед тем как наступит рассвет и избавление. Хотя и отброшенные в этот раз, силы врага уже подошли к Гоксу. Теперь их отделяло от Великих Южных ворот менее десяти часов.

Версия событий в Подгоксовом Крае, подготовленная для широких масс, была дополнена архивными съемками «Никомах Игникс» на обычных маневрах в Восточных провинциях вместе с часто повторяющимися изображениями махин Инвикты в разгрузочных лесах. Каждый раз, как проигрывались моменты с «Игниксом», над переполненными общественными центрами улья взлетал эпический гул одобрительных возгласов.

В пыльной задней комнате «Анатометы» на восемьдесят восьмом уровне коммерции Манфред Цембер тихо посмеивался, откупоривая отверткой крышку новой банки геральдической охры. На небольшом очаге в задней комнате начал посвистывать чайник. Цембер отнес банку на верстак, потом подошел и снял чайник с огня сложенной тряпкой. Дорогой импортный листовой чай «Хулан». Цембер не мог себе позволить подобной роскоши уже много лет.

На рабочем верстаке стоял небольшой пикт-проигрыватель. Проекция была выставлена на паузу. Цембер записал эпизоды из публичных передач и теперь останавливал разные кадры, копируя расцветку и детали знаменитых махин. Он глотнул чаю, поставил чашку, взял тонкую кисточку и осторожно и старательно принялся наносить индивидуальные знаки отличия на последнюю партию заводных игрушек.

Они стояли перед ним на верстаке. Когда этим утром игрушки прибыли от механика в переложенных соломой ящиках, они были лишь голым железом. Он потратил целый день между визитами клиентов, напыляя на них слои лака и грунтовки, а затем нанося основные цвета: темно-красный и латунный — для отважной Инвикты, синий и серебряный ― для доблестного Темпестуса.

Сейчас он готовил десять копий «Дивинитус Монструм» — махины Бормана, десять «Разбойников», которые все станут «Филопос Маникс» — принцептурой лихого красавца Стента Расина, дюжину копий «Инвиктус Антагонистес» — печально известной махины Красной Фурии и двадцать гордых миниатюр «Никомах Игникс» — героя Подгоксового Края. Цембер вполне резонно предполагал, что последние будут продаваться лучше всего.

Он нанес кисточкой дорогое сусальное золото на прокрашенные когти «Никомах Игникс», просто чтобы сделать их безупречными. Тут важны детали.

Когда он откроет утром лавку, явятся толпы клиентов. А пока весь вечер раздавался стук в дверь. Он брал ключ и открывал магазин: «Только для вас, вы же понимаете, в порядке исключения».

— Гигант! Гигант! — хихикал Цембер, заведя недокрашенный «Никомах Игникс» и пустив его по верстаку.

Поблекшие куклы глазели на него с полок, забытые, пустоглазые и безразличные.

>

В Саду Достойных под Канцелярией бывший модерати Цинк поглядел на бледно-серое небо. Стаи щебечущих зефирид исчезли в сумерках. Где-то глубоко внутри иссохшего тела Цинк ощущал тревогу. Еще одна ночь шума в огромном улье? Опять Сретение? Сколько раз Сретение наступало в этом году? Он не мог вспомнить. Может, это был День Кузницы или Фестиваль сбора минералов. Независимо от причины, улицы района внизу были полны блеющих дураков. Музыка, ликование и фейерверки. Цинк морщился каждый раз, как взлетал фейерверк и взрывался громким хлопком, распускаясь, словно разноцветный цветок. Они напоминали ему… они напоминали ему о… Чем-то, что ранило его, очень давно.

Он не мог вспомнить — что.

Прямо над краем западной стены сада Цинку была видна верхняя часть светящегося публичного экрана на Постном Ряду. Экран вспыхивал и светился, прокручивая строчки текста. Цинк вытер губы. Он принял решение.