Адюльтер

Дариюс поднимается на сцену и начинает делиться воспоминаниями обо всех тех знаменитостях, которых ему пришлось интервьюировать в своей программе за десять лет. Напряжение немного отпускает меня, и мы с мужем подходим к окну. Потому что мой внутренний радар засек присутствие Якоба и Марианны Кёниг. Я хочу держаться от них подальше – полагаю, что и Якоб тоже.

– Тебе не по себе?

Я так и знала. Кто ты сегодня – доктор Джекил или мистер Хайд? Виктор Франкенштейн или его монстр?

Нет, любовь моя. Все в порядке. Просто я хочу оказаться подальше от того, с кем переспала вчера в номере отеля. Подозреваю, что всем в этом зале все известно, ведь слово «любовники» на лбу у нас написано.

Но улыбаюсь и отвечаю, что, как ему слишком даже хорошо известно, мне уже не по возрасту бывать на таких вечерах. Как бы я хотела сейчас оказаться дома и заниматься нашими детьми, оставленными на попечение няньки. Я почти не пью, я смущаюсь от такого множества людей, с которыми надо здороваться и вести разговор, притворяться, что мне интересно, и на вопрос отвечать вопросом, чтобы можно было наконец положить в рот закуску и спокойно сжевать ее, не боясь показаться скверно воспитанным человеком.

На спустившемся экране появляется нарезка – фрагменты передач с участием самых именитых гостей. Кое с кем я сталкивалась по работе, но большинство – это приехавшие в Женеву иностранцы.

Kак известно, в нашем городе всегда найдется какая-нибудь знаменитость, и ее участие в программе – обязательно.

– Пойдем отсюда, а? Он уже видел тебя. Считай, мы исполнили наш светский долг. Давай возьмем напрокат какой-нибудь фильм и проведем вечер дома, вдвоем.

Нет. Побудем еще, потому что Якоб и Марианна Кёниг тоже здесь. Если уйдем, не дожидаясь конца торжества, это может вызвать подозрения. Дариюc меж тем приглашает на сцену тех, кто принимал участие в его программе, и они вкратце делятся впечатлениями об этом событии.

Помереть со скуки. Мужчины, оказавшиеся здесь в одиночестве, вертят головой, высматривая женщин без спутников. А женщины разглядывают друг друга – кто как одет и накрашен, какой у кого муж или любовник.

Погруженная в полнейшее безмыслие, я смотрю на город за панорамными окнами. И жду, когда наконец прилично будет тихо и незаметно удалиться отсюда, не вызывая ничьих подозрений.

– Тебя зовут!

Меня?!

– Да, любовь моя, он зовет тебя.

Дариюс, оказывается, только что пригласил меня подняться на сцену, а я не слышала. Да, я однажды была в его программе вместе с бывшим президентом Швейцарии: мы говорили о правах человека. Но я совсем не так влиятельна и значительна. И потом, меня ведь не предупредили, я не готовилась и не знаю, что сказать.

Однако ведущий подает мне знаки. Все вокруг смотрят на меня с улыбкой. И я направляюсь к сцене – уже внутренне собравшись и в глубине души ликуя оттого, что вот Марианну-то не вызвали на сцену. Не вызвали и не вызовут. И Якоба тоже, поскольку по замыслу устроителей вечер должен быть приятным, а значит, свободным от политических высказываний.

Я поднимаюсь на импровизированную сцену, целую Дариюса и начинаю рассказывать нечто неинтересное о той давней передаче. Мужчины в зале продолжают свою бесшумную охоту на женщин, а те по-прежнему оценивающе оглядывают друг друга. Те, кто поближе, изображают внимание к тому, что я говорю. Перевожу взгляд на мужа: все знают, что на публичных выступлениях надо выбрать кого-нибудь из публики и обращаться к нему: это помогает.

И вдруг замечаю такое, чего не может быть никогда: рядом с ним оказываются Якоб и Марианна Кёниги. Все это произошло минуты за две – столько времени потребовалось мне, чтобы подняться на сцену и начать речь: меж тем официанты уже начали сновать по залу, и присутствующие отвели глаза от сцены в поисках чего-нибудь более привлекательного.

Поспешно закругляюсь и благодарю за внимание. Присутствующие аплодируют. Дариюс целует меня в щечку. Пробираюсь туда, где стоят мой муж и супруги Кёниги, но путь мне заступают люди, которые хвалят меня за то, чего я не говорила, утверждают, что я выступала замечательно, что они очарованы моими очерками о шаманизме, предлагают новые темы, протягивают свои визитные карточки и скромно рекомендуют себя в качестве «источников» для того, что может быть «очень интересно для меня». Все это продолжается не меньше десяти минут. Когда я уже завершила свою миссию и приближаюсь к тому месту, где стояла раньше, пока его не заняли, вижу, что все трое улыбаются. Они поздравляют меня, говорят, что я просто создана для публичных выступлений, а потом я слышу приговор:

– Я объяснял, что ты устала, а наши дети – с нянькой, но мадам Кёниг непременно хочет, чтобы мы поужинали сегодня вместе.

– Вот именно: непременно. Здесь ведь никто не ужинает, не правда ли? – подхватывает Марианна.

На лице Якоба застыла фальшивая улыбка: он покорен, как барашек, которого тащат на бойню.