Адъютант Бонапарта

Среди прочих, по настоянию русских властей, был арестован французский дипломатический агент в Варшаве Бонно. Во время обыска в его канцелярии, произведенного лично Сиверсом и Игельстрёмом, была найдена копия рекомендательного письма, даденного Сулковскому посланником Декоршем. Над головой Суходольца сгустились тучи. Но майор, явно благословляя в душе предусмотрительность товарища, мог спокойно сослаться на двух знакомых этого подозреваемого в бегстве человека, которые регулярно получают от него письма из Геттингена.

Старую тетку и молодую приятельницу вызвали на допрос и тщательно изучили письма. Возможно, что обманутая девица женским чутьем угадала, что ее любовник действительно изменил ей, предпочтя парижских санкюлотов, но никак этого не выказала. После тщательного допроса свидетелей и ознакомления с перепиской дело было прекращено и всякая вина с Суходольца была снята. Бравый майор мог с удовлетворением написать:

«Я и дальше продлевал для него отпуск, и все это с той целью, чтобы расплатиться с долгом из жалованья и доходов, пока не сделал это А отъезд Сулковского во Францию объявился не раньше, чем началось восстание. И тогда только я доложил о нем начальнику…»

Юзеф, как можно заключить из документов, прибыл в Париж ранней весной 1793 года. Когда в Польше разыгрывались вышеописанные события, а варшавская красотка только еще начинала догадываться о бегстве возлюбленного, «рыцарь с бархатистыми глазами» находился уже на пороге нового любовного увлечения, вероятно, последнего в его короткой жизни.

О содержании и характере этого французского романа мы знаем от историков очень мало, но зато известен его генезис. Поэтому необходимо еще раз вернуться к кануну отъезда Сулковского из Варшавы, потому что как раз тогда имел место один факт, не отмеченный Суходольцем, но необходимый нам как ключ к дальнейшим парижским перипетиям нашего героя.

Хлопоча о рекомендательных письмах в Париж, Юзеф часто навещал французского посланника в Варшаве Декорша. Во время одного из этих визитов он познакомился у него с молодым польским ученым Петром Малишевским, уже несколько лет учившимся в Париже.

Случайная встреча с Малишевским решающим образом повлияла на судьбу Сулковского.

Внешне ничто не предвещало духовного сближения этих двух молодых людей. Озлобленный герой Зельвы всем сердцем ненавидел Станислава-Августа и его пособников. Малишевский же принадлежал к преданным домочадцам Понятовских. Воспитывался он при дворе князя-примаса, брата короля, каникулы проводил во дворце королевской сестры, жены гетмана Браницкого, а учась в Париже, оказывал королю услуги как тайный политический агент.

Но, несмотря на это единственное различие, которое вскоре должно было стереться, их притягивало друг к другу удивительное сходство в увлечениях, интересах и судьбах. Детство их было отмечено одним клеймом незаконного происхождения. Малишевский был побочным сыном королевского брата – примаса Михала Понятовского, подкинутым бедной семье Малишевских из Лидзбарка вместо их умершего пятью годами раньше ребенка. Будучи на пять лет моложе своей официальной метрики, он слыл в учении вундеркиндом, а потом, так же как Юзеф, ездил по всему свету с опекуном, оказывал ему услуги за полученное образование. Так же как Юзеф, он познал всю горечь магнатской опеки и так же, как он, ненавидел старый уклад.

Малишевский приехал в Польшу только на два-три месяца и снова собирался во Францию. Так что для Юзефа это было просто неоценимое знакомство. Однако из Варшавы они уезжали не вместе, встретившись только по дороге, скорее всего в Вене. Дальнейшее путешествие – в Париж – они совершили уже вместе.

Революционная столица не очень любезно приняла Сулковского. Весной 1793 года Франция переживала исключительно трагичный период. В результате предательства главнокомандующего генерала Дюмурье победоносное наступление революционных войск сорвалось. Армии коалиции снова двигались на Париж, грозя беспощадной местью «цареубийцам». В Вандее вспыхнуло кровавое восстание роялистов. Страна была разорена, казна пуста, деньги обесценены. Городу грозили голод и безработица! В Конвенте шла ожесточенная борьба между правой Жирондой и левой Горой. Голодной бурлящей улицей правила крайняя группа «бешеных». От провинциальных делегатов Конвента поступали отчаянные донесения: «Люди повсюду устали от революции. Богачи ее ненавидят, бедным не хватает хлеба, и им доказывают, что по нашей вине…»

Столь тяжелое положение вызывало, как это обычно бывает, враждебное отношение к иностранцам, невзирая на их политические убеждения. Так же откосились и к полякам. Неважно, что одним из кумиров парижской улицы в это время был польский санкюлот Клавдий Лазовский, сын бывшего кухмистера польского короля Станислава Лещинского.[12] Об иностранном происхождении популярных и заслуженных людей редко помнят, зато это всегда подчеркивают, когда речь заходит об их провинностях и прегрешениях.