Адъютант его превосходительства

Дудицкий повёл осоловелыми глазами в сторону понурых арестованных и весело доложил:

— Вот, веду на фильтрацию сих скотов…

— В тюрьму? — с неприязнью спросил Кольцов.

— Бараки на мыловаренном возле тюрьмы под тюрьму приспособили, — скаламбурил Дудицкий и, напрасно подождав, чтобы оценили его остроумие, продолжил: — Ничего, справляемся. А это кто с вами? — Он посмотрел на Юру.

— Сын полковника Львова.

— Что вы говорите! — Поручик опустил руку на плечо Юры: — Мы с твоим отцом из банды вместе вырвались…

Но Юра уже не слушал Дудицкого, он почувствовал, как из шеренги арестованных его ожёг чей-то мимолётный взгляд. Он поискал глазами и… сразу же увидел Семена Алексеевича. Красильников брёл в последней шеренге, но больше не оглянулся. А Юра не мог оторвать взгляда от спины Семена Алексеевича, где сквозь порванную рубашку проглядывала окровавленная повязка.

— Вы о генерале Владимове что-нибудь слышали? — спросил у Кольцова Дудицкий. Ему очень хотелось показать этому штабному офицеру, что и он, Дудицкий, тоже вершит большими делами.

— Что-то припоминаю. Он, кажется, перешёл к красным, — с непринуждённой снисходительностью то ли к этому незадачливому генералу, перешедшему к красным, то ли к Дудицкому ответил Кольцов.

— У меня сидит, под страшным секретом смею доложить вам, — радовался невесть чему поручик. — А у красных он, верно, бригадой командовал… Заходите, покажу!..

— Благодарю! — ответил Кольцов. И было непонятно, какой смысл он вложил в это «благодарю». Откозыряв, Дудицкий быстро пошёл вслед за колонной пленных.

Кольцов взглянул на мальчика и сразу заметил перемену, происшедшую в нем. Юра растерянно щурился и был похож на взъерошенного, загнанного в клетку воробья.

— Что случилось, Юра? — Кольцов посмотрел в ту сторону, где затихал тяжёлый шаг арестованных и ещё клубилась жёсткая, сухая пыль. — Ты что, знакомого увидел?

— Д-да… нет… нет… — запнулся вдруг Юра, воспаленно прикидывая в уме: сказать или не сказать правду? Но так и не решился, подумав, что это может повредить Семёну Алексеевичу — ведь он чекист, — и начал долго и сбивчиво объяснять Кольцову, что в колонне пленных он увидел человека, очень похожего на садовника из их имения. И тут же поспешил уверить Кольцова, что, конечно, это был не он, а просто очень похожий человек. Кольцов, спрятав потеплевший взгляд, равнодушно бросил:

— Бывает…

И они тронулись дальше.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Жизнь в штабе Добровольческой армии была разметённой, даже спокойной. Лишь здесь, в аппаратной, чувствовался нервный и напряжённый ритм. Телеграфные аппараты бесстрастно сообщали о падении городов, о смерти военачальников, о предательствах. Стоя возле телеграфиста, Ковалевский нетерпеливо ждал. И смотрел на узкую ленту, которая ползла и ползла из аппарата. Наконец усталый телеграфист поднял на Ковалевского красные от бессонницы глаза:

— Генерал Бредов у провода, ваше превосходительство.

Командующий взял ленту, начал медленно её читать: «На Киевском направлении встречаю сильное сопротивление противника. Несу большие потери. Прошу разрешить перегруппировку. Надеюсь на пополнение. Бредов».

Дочитав до конца, Ковалевский на минуту задумался, затем сухо продиктовал:

— Генералу Бредову.

Забегали по клавишам аппарата пальцы телеграфиста.

— Перегруппировку разрешаю… — Замолк на мгновение.

Телеграфист тоже застыл, ожидая. Видимо, и там, на другом конце провода, напряжённо ждали, что ответит командующий. Пополнение было Бредову крайне необходимо. Ковалевский это хорошо знал. Он вздохнул, продолжил:

— …На пополнение пока не рассчитывайте… — и пошёл из аппаратной. Двигаясь между столами шифровальщиков, Ковалевский бормотал себе под нос: — «Пополнение»… «Пополнение»… Всем нужно пополнение… — Однако для себя он уже решил, что усилит корпус Бредова резервной дивизией генерала Рождественского, 51-м Дунайским полком и двумя отдельными пластунскими батальонами. Кроме того, он просил у Деникина бросить на помощь Бредову тяжёлый гаубичный полк, который уже вышел и сейчас находится на марше. Но обещать Бредову все это заранее он не стал — генерал перестанет рассчитывать на свои силы и будет ждать пополнения. А Ковалевскому было сейчас крайне необходимо, чтобы большевики каждодневно испытывали на себе неумолимую мощь Добровольческой армии.

Пройдя по коридорам, Ковалевский вошёл в свою приёмную. Увидел Кольцова, перевёл взгляд на угрюмого, притихшего Юру, спросил:

— Что, лейб-гвардия, нос повесил? А?

— Н-нет… Ничего… — Мальчик не был настроен на разговор.

— У меня тоже на душе… не очень, — понимающе сказал генерал, не стесняясь своей беспомощности. — Бывает.

Кольцов поднял на Ковалевского глаза:

— Ваше превосходительство, в городе видел афишу. Заезжая труппа оперу даёт. Может, распорядиться?

Ковалевский помедлил.

— А что, пожалуй… Сколько времени не удавалось. — И оживившись, добавил; — И мрачного Юрия с собой возьмём.

— Слушаюсь! — Кольцов взялся за телефонную трубку, чтобы предупредить градоначальника: губернаторскую ложу сегодня не занимать.