Казаки, точно исполняли тяжелую крестьянскую работу, старательно и исступленно замахали шашками, превращая пленных в кровавое месиво. Изрубленные, иссеченные, окровавленные, падали красноармейцы на песок. Лишь один Емельянов еще долго возвышался над всеми. Его словно не брала казачья шашка или никто не решался тронуть. Но вот и он осел вниз, склонив голову на тела своих мертвых товарищей.
Кровь, напитав песок, ручейком потянулась со двора Кирилловского поста вниз, к морю…
С холма, рассеченного степной дорогой, Кольцову открылась Ефремовка с ее густыми садами и белыми хатками. Справа тускло светился лиман, слева — далеко-далеко — синей полосой проступало море. «Здесь их можно задержать», — подумал Кольцов.
На околице его остановил парный дозор красноармейцев. На молодых лицах не было и следа тревоги, скорее любопытство. Они узнали комиссарского жеребца. Это было пропуском. Просто так комиссар своего коня никому не дал бы.
— Где штаб? — крикнул Кольцов.
Красноармейцы дружно махнули руками по направлению к единственному в селе каменному дому. Кольцов опять погнал коня — хрипящего, тяжело вздымающего мыльные бока. Ему казалось, что село живет до неправдоподобия размеренно и спокойно: во дворах дымился прошлогодний курай, сушились на плетнях глечики и макитры, женщины шли с водой, бродили куры…
— Жеребца запалил! — бросил ему часовой у штаба. — Что ж ты, товарищ?
— Командира! — прохрипел Кольцов. — Командира сюда!..
Через четверть часа полк Короткова срочно окапывался на узком перешейке у реки Молочной. Командир полка метался от одного края обороны до другого.
— Братцы! — кричал Коротков во всю мощь командирской глотки. — Костьми ляжем, а барона задержим!
Кольцов сидел на штабном крыльце, не чувствуя в себе сил, чтобы тронуться в новый путь, к Мелитополю, в 13‑ю армию. Начиналась новая эпопея. Он посмотрел вверх: высоко в белесом уже летнем небе плавно кружил орел, рассматривая зорким и безразличным глазом все, что творилось внизу, на земле.