Адъютант генерала Май-Маевского

с пред­ложением организовать отряд краснозеленых. Подполь­щикам удалось разагитировать пятнадцать стражников деревни Тавеля. Вскоре отряд пополнился товарищами, присланными Симферопольской организацией, Лебедевым, Васькой «Махно», Бардаковым, Подушкой, Ратикьянц, Поз, Пантюшкой, Лукой Гоем, Шоминым Ильей и Звездочкиным Николаем, бежавшим из севастопольской тюрьмы. Еще несколько дней, и к отряду подошло трое новеньких: Ру­мын, Ивахнин и Серый (два последние оказались провока­торами). На всех этих людей была одна винтовка и ре­вольвер (стражников оставили работать в деревне). При­шлось организовать ряд налетов на солдат и офицеров. В отряде не было командира. Все вопросы решали сообща, держали связь с подпольной организацией, которая послала к ним товарища Гришу Фирсова. Снабжали отряд продук­тами крестьяне, через Котлярова и Матвеева.

После Новороссийской трагедии обманутые казачьи части были переброшены Деникиным в Крым и расположены в районе Евпатории.

Врангель всеми способами старался использовать воль­ных сынов Кубани, Терека и Дона.

Он им обещал все блага, но они отлично видели, как генералы старались извлечь из белого движения свои вы­годы, на их глазах грабя народное достояние, набивая себе чемоданы.

В особенности на казачьих частях отразился судебный процесс над генералами Сидориным и Кельчевским.

С этих пор казаки потеряли веру в ставленника Дени­кина, своего атамана Африкана Богаевского, который находился в Евпатории и попрежнему устраивал оргии и мало уделял внимания казакам.

Казачество, демократически настроенное, возбуждало ненависть к себе белого добровольческого командова­ния.

Добровольцы в своей прессе обвиняли донцев и кубан­цев чуть ли не большевизме.

Разложение среди казаков начинало принимать грандиозные размеры. Среди их частей открыто высказывались за примирение с большевиками. Врангель, учитывая их настроение, издал следующий приказ:

ПРИКАЗ

ПРАВИТЕЛЯ И ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ.

Г. Севастополь 1/14 августа 1920 года.

№ 103.

СЫНЫ ДОНА, КУБАНИ, ТЕРЕКА и АСТРАХАНИ.

После тяжелых невзгод, оправившись и отдохнувши, вы вновь расправили орлиные крылья. Несите счастье и сво­боду родной земле.

В братском единении, перед грозной опасностью я за­ключил с вашими атаманами и правительствами крепкий союз.

Мы не положим оружия, пока не освободим от красного ига родную земяю, пока не спасем матушку Россию.

Пусть живут вольности казачьи и мудрость казаков строить жизнь в родных краях.

Минует лихолетие, освободится от красного ига весь русский народ и соберутся верные сыны родины строить ее счастье.

Встретятся в Всероссийском народном собрании: казак, горец, горожанин и крестьянин, и их устами скажет рус­ский народ, какой быть новой России.

Генерал

Но, несмотря на красивые слова главнокомандующего на юге России, брожение продолжалось.

Всем было известно, что скрывается за фигурой Вран­геля и какой будет «хозяин».

В местечке Саки, казачий полковник Пономарев снялся с отрядом в 32 чел. при 4 офицерах и ушел на южное побережье.

Этот отряд, не имея при себе проводников, после долгих скитаний прибыл в район деревни Тавель, где случайно натолкнулся на расположенные там части краснозеленых.

В то время, подпольная организация РКП(б) после больших провалов была слаба и не могла использовать прибывших казаков, а также учесть брожение среди ка­зачьих частей Еапаторийского района.

Развертыванию нашей боевой работы мешало отсутствие средств.

Налет на экономию Руссетова снабдил партизанов про­дуктами, табаком и посудой.

краснозеленых прикомандировал к казакам для связи и революционной работы опытного товарища, Николая Звездочкина.

Командиром отряда, составленного из бывших красно­армейцев, избрали Сергея Захарченко, а помощником его Гришу Фирсова.

Новый отряд налетел на деревню Саблы, где находилось свыше двухсот казаков с пулеметами. Бой длился около двух часов. Со стороны краснозеленых тяжело ранили одного. Не желая отдаться в плен, партизан перерезал себе горло перочинным ножом. Подскочившие добровольцы пытались спасти героя, залив рану спиртом, но умирающий нашел в себе силы прохрипеть:

— Вы то меня ничего не добьетесь, поздно!

Его не стало.