Адъютант императрицы

— Я понимаю тебя, дитя мое, — ласково проговорила императрица, — тебе тяжела разлука с отцом после такого короткого свидания. Будь покоен: придет время, твои силы окрепнут, и тогда будешь ты рядом с отцом и покроешь новой славой имя своего рода. Теперь иди к своим занятиям, у каждого возраста имеются обязанности, а я буду следить за тем, чтобы развить в тебе те благородные черты характера, которые делают человека сильным и помогают ему достичь успеха в жизни. Дай Бог, чтобы действительность в изобилии наградила тебя тем, в чем я должна была отказать твоему отцу! — тихо прибавила она.

Николай Салтыков вышел из кабинета с поникшей головой.

Императрица села за свой письменный стол. Черты ее лица приняли холодное, сосредоточенное выражение; она внимательно прочитывала полученные бумаги. Все волнения сердца смирились перед железной волей этой женщины, которая в своей нежной руке держала бразды правления обширного государства крепче, чем это могла сделать дикая, гигантская сила Петра Великого.

XVIII

Григорий Орлов, весь дрожа от гнева, торопливо шел по галерее Зимнего дворца. Не стесняясь присутствием лакеев, он громко бранил императрицу и посылал проклятия по ее адресу. Его брат Алексей, стараясь успокоить его, не отходил от него и сел рядом с ним в карету.

— Не мог же ты ожидать, Григорий, — сказал он, — что тебя вечно будет любить эта женщина, которой стоит лишь двинуть пальцем, чтобы каждое ее желание исполнилось… Удивительно, что эта любовь продолжалась так долго! Сознайся, что ты и сам охладел к Екатерине, она потеряла для тебя привлекательность.

— Да, это верно! — с циническим смехом согласился Григорий Григорьевич. — Красоты в ней осталось мало. Она быстро стареет, а между тем требует, чтобы никто не замечал следов времени.

— В таком случае оставь ее в покое, — посоветовал Алексей. — Какое нам дело до ее женских чувств? Важно, чтобы императрица была в наших руках, а этого мы достигли. Вся армия подчинена тебе, а мне — весь флот. Тот, кто осмелился бы пойти против нас, был бы разбит моментально. Наша сила построена на крепком фундаменте; мы стоим на твердой скале.

Григорий Григорьевич мрачно покачал головой.

— Я, к сожалению, слишком хорошо знаю, как легко разрушить этот фундамент, — возразил он, — достаточно бывает одного плохого камня, чтобы рухнуло все величественное здание. Кроме того, я не достиг еще вершины, что наметил и к чему стремился в течение долгих лет труда и терпения. Ты знаешь, что терпение так же противно моему характеру, как узда для дикой степной лошади; однако я вооружился им. И вдруг сразу наглый выскочка разрушает то, что создано годами неустанного труда.

— Ты говоришь, что не достиг еще вершины? — с удивлением спросил Алексей Григорьевич, — Чего же ты еще желаешь? Разве не склоняется перед нами все в нашем необъятном государстве? Разве кто‑нибудь стоит выше нас у подножья трона? Даже сам наследник престола отодвигается на задний план, когда стоит рядом с нами.

— А кто он такой, этот наследник, так называемый великий князь? — насмешливо воскликнул Григорий Орлов. — Сын своей матери, в жилах которой нет и капли русской крови; сын своего отца — этого тупоумного Петра Федоровича. Я считаю себя вполне равным Екатерине, отец которой был не выше меня по положению и рад был служить королю прусскому хоть в качестве лакея. Я нахожу для себя недостойным быть слугой принцессы Ангальтской, нахожу унизительным подчиняться капризам женщины, которой сам же способствовал взойти на трон. Светлейшему князю Орлову не место у подножья трона; он имеет право занять высшее, недосягаемое для других положение.

— Ты бредишь, Григорий, ты бредишь, — испуганно проговорил Алексей Григорьевич. — Мания величия, ослеплявшая великих римлян, охватила и тебя. Оглянись назад: нам нечего себе втирать очки, мы знаем, какого мы происхождения. Правда, Елизавета Петровна тайно обвенчалась с Разумовским, но ей так и не удалось открыто объявить об этом браке.

— Не забудь, что Елизавета Петровна была дочь Петра Великого! — напомнил Григорий Григорьевич.

— Тем легче ей было возвысить до себя своего мужа и заставить народ открыто признать ее брак, — возразил Алексей Григорьевич. — Что касается Екатерины, то она царствует лишь как мать законного наследника престола. Если бы она решилась на смелый шаг — обвенчаться с тобой, народ не простил бы ей этого. Он мог бы вспомнить, что Иоанн Антонович еще жив.

— Да, еще жив! — мрачно пробормотал Григорий Григорьевич.

— А что было бы с Павлом Петровичем? — продолжал Алексей Григорьевич. — Ведь он законный отпрыск Петра Великого.

— А что было с Петром Федоровичем? — напомнил Григорий Григорьевич.

— То, что никогда больше не повторится, — с ужасом возразил Алексей Григорьевич, — по крайней мере, до тех пор, пока я живу на свете. В истории не должно быть двух таких страниц; дай Бог, чтобы кровавый след и одной исчез навсегда! — прибавил он дрожащим голосом. — Брось свои безумные мечты, милый брат! Вспомни о тех титанах, которые стремились на небо, а очутились в глубине пропасти.