Администрация леса

- Ходатайствую перед Администрацией леса о получении лицензии на летний сезон текущего года. По вашему указанию заполнил опросный лист. Примите его, пожалуйста.

Дежурный принял бланк, тут же свернувшийся в его руках трубкой, и некоторое время недоуменно его разглядывал. Потом опустил руку под стол, где, очевидно, находилась сигнальная кнопка. Тотчас из двери за его спиной выпорхнула златовласая фея в белом, по-осиному стянутом в талии халатике. Подхватив двумя пальчиками опросный лист, она в том же темпе грациозно провальсировала обратно.

В течение следующего часа произошли такие изменения: кибернетик сменил руку, которой подпирал свою горемычную головушку (с левой на правую), и дважды чихнул.

Наконец терпение отца окончательно истощилось и он возобновил осаду стеклянной стены. Все повторилось с парализующей волю точностью и последовательностью: дрогнули и напряглись лицевые мышцы, взгляд приобрел некое подобие осмысленности, острый, чуть свернутый на сторону кадык на манер винтовочного затвора отошел вниз, освобождая путь для унитарного звукового заряда, и раздалось сакраментальное:

- Что надо?

- Ходатайствую перед Администрацией леса о получении лицензии на летний сезон текущего года. По вашему указанию заполнил опросный лист. Вы его приняли. Я жду ответ, - единым духом выпалил отец, чувствуя себя кроликом, попавшим в логово удава.

Невидимый палец прикоснулся под столом к невидимой кнопке. Юная фея не заставила себя долго ждать, и на стол перед кибернетиком вновь лег опросный лист, весь изжеванный и перепачканный фиолетовой мастикой.

Наступил момент, называемый в греческих трагедиях катарсисом. Отец, чтобы лучше видеть, прижался лицом к стеклу. Сын с ногами взобрался на стол и возбужденно шептал: "Ну, как там? Ну, как там, папа?"

Не проявляя к опросному листу никакого любопытства и даже не глядя в его сторону, плешивый принялся неторопливо заполнять картонную карточку, размером приблизительно в половину почтовой открытки. Называлась она "Заключение" и имела всего четыре графы: порядковый номер, фамилия испытываемого, результат испытания, дата.

Само собой, отца интересовала только третья из них, поэтому не было ничего удивительного в том, что он буквально остолбенел, когда именно в этой графе кибернетик безобразно-кривыми буквами нацарапал усеченное, а от этого еще более страшное слово: "Отрицат.".

- Почему отрицательный? Почему? - завопил отец, когда дар речи возвратился к нему. - Я же все правильно заполнил! Так нельзя! - взгляд его метался по развернутому на столе опросному листу. Лихорадочно пытаясь сообразить, чем же можно помочь беде, он вдруг заметил нечто такое, от чего волосы на его голове чуть не встали дыбом. - Это не мое! Не мое! Это не я заполнял! Видите - там написано: пол женский! А я мужчина! Мужчина! Разве это не ясно?

Плешивый скрестил руки на груди, откинулся в кресле и уставился на отца диким, подернутым пленкой безумия взглядом.

- Что надо?

- Заключение! Положительное, черт тебя подери!

- Так бы сразу и сказал.

Он скомкал первую карточку и несколькими росчерками пера заполнил новую, противоположного содержания. Затем встал, уронив при этом кресло, и, не обращая внимания на слова благодарности, побрел куда-то, цепляясь за стену. Только теперь отец понял, что кибернетик тяжело, беспробудно пьян.

- Ну и натерпелись же мы страху, - сказал отец, скрепляя вожделенную карточку с заявлением. - Что ни говори, а компьютер вещь серьезная. На дурачка тут не проскочишь.

- Папа, может, пойдем домой? - попросил мальчик. - Я устал.

- Потерпи, малыш. Осталось совсем немного.

Едва только они переступили порог следующего кабинета (в случае удачи он мог стать предпоследним в их скитаниях), как внутри у отца что-то оборвалось - возможно, та самая ниточка, которой надежда крепится к сердцу. Впервые он пожалел, что затеял это почти безнадежное дело.

Любой тип бюрократа устроил бы его сейчас, - слава Богу, он достаточно насмотрелся в жизни на этих рыцарей инструкций и циркуляров и владел множеством способов борьбы с ними, начиная от наивной лести и кончая симуляцией припадка буйной паранойи - любой, но только не этот.

Женщина. Холодная. Ледяная. Далекая.

Такая красивая, что, едва взглянув на нее, отец сразу опустил глаза. Невозможно было даже представить, что у подобной женщины могли быть муж, любовник или дети. Лишь Бог или дьявол имел право держать себя на равных с ней. Цирцея! Царица Савская! Клеопатра!

Ее безукоризненно строгий костюм стоил, наверное, больше, чем отец мог заработать за всю свою жизнь. В ушах покачивались серьги из массивного золота, формой похожие не то на турецкие ятаганы, не то на лезвия культиваторов. Бледные длинные пальцы с кровавыми стрелками ногтей украшало одно-единственное тускло-серое колечко ("Вот какая она платина!" - подумал отец) с тремя крупными бриллиантами. Волшебный запах - запах чужеземных цветов, горной росы, столетнего вина и смертельного яда - исходил от нее.