Администрация леса

Очередных посетителей он встретил чуть ли не с распростертыми объятиями, а на заявление накинулся с таким энтузиазмом, как будто целый день только его и дожидался. Читал референт быстро, с нескрываемым интересом, то морщась, как от зубной боли, то удовлетворенно кивая головой. Отец и сын терпеливо ждали, стоя на вытоптанном коврике в двух шагах от письменного стола.

— Нет! — трагическим голосом вскрикнул вдруг референт. Можно было подумать, что он прочел как минимум свой смертный приговор. — Нет! Нет, нет и еще раз нет! Не могу! Даже и не просите!

Швырнув заявление на стол, где оно сразу же затерялось среди вороха таких же бумаг-близнецов, он, как ошпаренный, забегал по кабинету.

— А как же резолюция отдела регистрации? — спросил отец. — Вы же видели, там черным по белому написано — «Не возражаю».

— Это какая-то ошибка! Или уловка! Что значит — не возражаю? Не возражаю, но и не настаиваю! Ведь можно было написать — «К исполнению!» или хотя бы так — «Изыскать возможности!» Не возражаю — это то же самое, что ничего! Он не возражает, а кто-то другой, представьте себе, возражает! Это не резолюция, а пустое место! Отписка! Мне она не указ! Я принципиально против! То, что вы затеваете, — опасно! Особенно в эту пору года! Особенно вам! Я прекрасно помню ваше личное дело! С таким личным делом вас на кладбище не возьмут! Сейчас вы в этом сами убедитесь! Достаточно заглянуть в медицинскую карту!..

Он принялся лихорадочно рыться в кучах бумаг, загромождавших не только его стол, но также стулья и подоконники. Не обнаружив искомого, референт полез в сейф, где эти бумаги громоздились уже целыми монбланами. Причем никакой разницы в степени секретности документов, хранившихся навалом на столе и под замком в стальном несгораемом ящике, не существовало. Просто в сейф сваливалось первое, что попадало под руку во время очередного аврала, предшествовавшего визиту какого-нибудь высокого начальства. Возможно, где-то здесь пылились без исполнения заявки строителей Иерусалимского храма на ливанский кедр, жалоба шервудского шерифа на безобразия, творимые в королевских угодьях браконьером Робином Гудом, и челобитная небезызвестного Соловья-Разбойника с просьбой о помиловании и возвращении на вечное поселение в Муромский лес.

— Здесь нет… И здесь… Куда же он, черт побери, подевался!.. В общем, я его потом обязательно найду! Но анализы у вас были очень плохие! Это я точно помню! С такими анализами не в лес идти, а в реанимации лежать. А если с вами там что-нибудь случится? Кто будет отвечать?

— Медицинская карта, которую вы имеете в виду, заполнена восемь лет назад, еще до того, как я встал на очередь. С тех пор многое изменилось. Я бросил курить, прошел курс специальной подготовки, изменил образ жизни. Вот самые последние анализы. Как видите, все в полном порядке.

— Почему я должен верить этим бумагам, а не тем! — взвился референт. — Знаю я, как они пишутся! Цена им…

— Подождите! — отец не дал ему закончить. — Хочу предупредить, что в кармане у меня находится включенный диктофон. Все, сказанное вами, фиксируется на пленку. Если вы считаете, что эти анализы получены мной за взятку или по протекции, я, совместно с подписавшими их лицами, возбужу против вас судебное дело по обвинению в клевете.

— Я ничего подобного не говорил! — заверещал референт. — Прошу не ловить меня на слове! Оговориться может каждый! Я один, а вас много! Уважение надо иметь… Попробовали бы вы сами оказаться в моей шкуре! Целый день от сумасшедших отбоя нет! Дома вам, видите ли, не сидится! Далась вам эта лицензия! Ну, вот, скажите честно, зачем все это вам нужно?

— Этим делом занимался мой отец, мой дед и, наверное, даже дед деда. Причем занимались свободно, не испрашивая ничьего разрешения. Просто шли себе в ближайший лес, и все. С детства я слышал об этом массу рассказов. Это у меня, можно сказать, в крови. Вы не имеете права мне препятствовать. Я изучил все законы, консультировался с юристами. И если мне и моему сыну откажут в разрешении…

— Что?! — Референт сделался зеленым, словно весь гемоглобин в его крови в единый миг заменился на хлорофилл. — И сыну?! Вы что — мальчика туда поволокете? Ну уж нет! Только через мой труп!

Теперь пришло время взъяриться отцу.

— Не исключено! — произнес он таким голосом, что референт из зеленого стал белым. — Совсем не исключено! — Его рука скользнула за пазуху, где под просторным плащом угадывался какой-то массивный продолговатый предмет.

— Так нельзя… — залепетал референт, хватаясь за заявление, как за спасательный круг. — Что вы себе позволяете… Я же к вам со всей душой… А вы…

— Пиши-и, — проникновенно сказал отец, слегка надавливая на худой, как заячье колено, загривок референта. — Пиши!..

— Если вы настаиваете… Я подпишу, конечно… Но ваш сын… Подумайте о ребенке… Значит, так: не возражаю в случае положительного решения детского психиатра… Больше ничем помочь не могу… Вам придется пройти в кабинет номер двадцать пять.

— У тебя в самом деле есть диктофон? — спросил мальчик, когда они вышли в коридор.

— Нет.

— А дядя поверил.