Адмирал Колчак и суд истории

Предположенное на 25-е декабря выступление внутри Иркутска не удалось, так как не все воинские части, на которые рассчитывал штаб народно-революционной армии, оказались к этому времени в состоянии выполнить боевой план. (Подробнее об этом моменте, полагаю, могли бы дать показания В.М. Коногов и Ф.Ф. Федорович.) Начальник штаба, покойный В.В. Соколов (Максимов), человек очень осторожный, под влиянием этого обстоятельства, провел в штабе роковое решение отложить выступление на сутки. Роковым называю это решение потому, что военно-руководящая головка штаба, вместе с его начальником В.В. Соколовым, была после этого арестована, и в день развязки вооруженных операций в Иркутске – 27-го декабря – повстанческая организация оказалась фактически без штаба.

Полицейские условия в Иркутске к этому времени были таковы, что, например, 26 декабря Политическому центру за полдня пришлось три раза менять место своих заседаний, один раз понадобились даже операции с бритьем бород и усов и переодеванием, так как всякий раз устанавливалось[141]

, что район местопребывания Политцентра оказывался в сфере ищейского внимания колчаковцев. Происшедшее, в связи с несостоявшимся выступлением, расконспирирование ответственных руководителей повстанческих частей ставило под риск не только этих руководителей, оказавшихся вынужденными проводить свои часы вне казарменных помещений, но и сами эти части: Сычевым готовилось разоружение инструкторского батальона, главного ударного ядра повстанческих организаций. Пришлось в предупреждение этого удара, могшего оказаться решающим для всего дела восстания, развязывать движение фактически без штаба. Его роль фактически вынуждены были принять несшие обязанности боевых офицеров И.П. Кашин и покойный Виктор Шихов, совместно с членами Политцентра Ф.Ф. Федоровичем и В.М. Коноговым.

Начавшееся в 5 часов вечера выступление инструкторского батальона, поддержанное двумя ротами отряда «особого назначения» бывшего упр[авляющего] губернией Яковлева, под командой Решетина и казачьей сотней, под командой М. Петелина, увенчалось успехом. Город, в большей своей части, был занят повстанцами. Но пущенный в ряды одной из выступивших частей провокационный слух, исходивший от управляющего губернией П.Д. Яковлева, о будто бы пришедших на подкрепление правительству японцах и семеновцах заставил повстанцев отступить за Ушаковку и укрепиться в Знаменском предместье. Ночь с 27 на 28-е прошла в непрерывной работе по агитации в воинских частях, расположенных в Знам[енском] предместье. В результате этой работы, в которой деятельное участие, кроме пишущего эти строки, приняли В.М. Коногов, И.П. Кашин, Виктор Шихов и другие, было обеспечено присоединением к повстанцам, остававшихся до этого нейтральными, остальных, – не помню точно, – 3-х или 4-х рот отряда особого назначения. Сформировался штаб, организовалось снабжение, налаживалось сообщение с заангарской группой войск, очистившей к этому времени участок от ст[анции] Михалево до Нижнеудинска.

С утра 28-го декабря началось формирование рабочих дружин в Знаменском предместье. Бои за обладание Иркутском, начавшиеся с этого дня, велись знаменской группой войск, получавшей непрерывные подкрепления из-за Ангары.

29-го, по поручению Политцентра, мне пришлось покинуть Знаменское и перебраться в Глазково[142]. Задача заангарской группы войск к этому времени распадалась на две: 1) защитить Иркутск с востока от наступавших семеновских отрядов и 2) помешать продвижению колчаковских эшелонов, оставшихся в районе ст[анции] Камышет Тюменской ж[елезной] д[ороги]. При слабости повстанческих сил эти задания приходилось разрешать не столько в порядке открытой вооруженной борьбы, сколько в порядке морально-политического давления на командный и дипломатический состав чеховойск и разного рода железнодорожными манипуляциями. В большей части это удавалось, но не всегда. Так, например, чешское командование и их дипломатическое представительство гарантировало, что семеновские отряды ими не будут пропускаться западнее ст[анции] Михалево.