Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память

Так произошло и с вопросом о власти Верховного Правителя России. Выше мы уже видели, насколько спорным оказывается даже термин «переворот» применительно к событиям 18 ноября 1918 года, хотя его охотно подхватывали как друзья, так и враги адмирала Колчака: первые – подчеркивая волевое начало, внесенное в беспокойную атмосферу Омска и безусловно способствовавшее дальнейшей борьбе; вторые – педалируя тему «произвола военщины», который, разрушая «народоправство», якобы лишал эту борьбу единственно необходимого демократического основания. Сегодня же, говоря о приходе к власти Александра Васильевича, «переворот» (за которым и вправду всегда стоит что-то от авантюры, произвола, противозаконности) то и дело заменяют версией о сверхлегитимности режима Верховного Правителя… что, впрочем, требует не менее внимательного рассмотрения.

Версия эта апеллирует к… Основным Государственным Законам Российской Империи 1906 года, «в соответствии» с которыми якобы и состоялось назначение адмирала. Действительно, в Основных Законах имеется терминологическое совпадение (впрочем, не полное) в виде титула «Правителя», однако смысл соответствующего государственного поста и порядок его занятия, естественно, не имеют ничего общего с тем, что произошло в Омске 18 ноября. Достаточно просто обратиться к тексту соответствующих статей (42-я – 45-я) третьей главы Законов, регламентирующей порядок управления страной в том случае, если лицо, которое унаследовало Императорскую власть, еще не достигло совершеннолетия.

«Назначение Правителя и Опекуна (над несовершеннолетним Императором. – А.К.), как в одном лице совокупно, так и в двух лицах раздельно, зависит от воли и усмотрения царствующего Императора, которому, для лучшей безопасности, следует учинить выбор сей на случай Его кончины», – гласил закон. – «Когда при жизни Императора такового назначения не последовало, то, по кончине Его, правительство государства и опека над лицем Императора в малолетстве принадлежат отцу или матери»; «когда нет отца и матери, то правительство и опека принадлежат ближнему к наследию престола из совершеннолетних обоего пола родственников малолетного Императора». Во всем этом, как видно, нет ничего общего с генезисом власти Верховного Правителя России, и не стоит пытаться оказывать адмиралу Колчаку услугу искусственным «возведением» его чуть ли не к подножию Царского трона.

При рассмотрении данного вопроса немаловажны также субъективные намерения и побуждения тех, кто принимал решение об облечении адмирала властью Верховного Правителя; заподозрить же в монархизме (ибо следование букве Основных Законов явно обозначало бы реставраторские тенденции) омский кабинет и остатки распавшейся Директории – в подавляющем большинстве левых конституционных демократов, правых или «мартовских» (то есть определивших свою политическую позицию после Февральского переворота) социалистов и неустойчивых либералов – никак невозможно. С этой точки зрения проблема правопреемства власти представляет дополнительный интерес, поскольку наследие Директории, как и ее собственные правовые основания, выглядит более чем сомнительным.

Развитие «российской революции» в 1917 году до большевицкого переворота 25 октября проходило, как мы помним, через следующие этапы: отречение Императора Николая II; отсрочка Великим Князем Михаилом Александровичем решения о принятии или непринятии власти до всенародного волеизъявления; государственный переворот, осуществленный 1 сентября 1917 года Керенским, – провозглашение России республикой, – причем последний акт узурпировал права предстоявшего Учредительного Собрания, которое теперь становилось нелегитимным. «Конституция» Уфимской Директории, однако, подчеркивала верховенство «Учредилки» образца 5 января 1918 года, декларируя подчиненность ей Временного Всероссийского Правительства. Очевидно, Директория официально наследовала беззаконию, и беззаконие это не было явным образом отвергнуто сменившим ее режимом.

«Положение о временном устройстве государственной власти в России» от 18 ноября 1918 года звучит довольно неопределенно: «Осуществление верховной государственной власти временно принадлежит Верховному Правителю»; «власть по управлению во всем ее объеме принадлежит Верховному Правителю». Вопрос об отношении к Учредительному Собранию не поднимается вообще, а смена власти или ее преемственность происходит только через Совет министров, который восприемлет «осуществление верховной государственной власти» «в случае тяжелой болезни или смерти Верховного Правителя, а также в случае отказа его от звания Верховного Правителя или долговременного его отсутствия».