Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память

Сукин свидетельствует: Колчак «не хотел давать волю болезни, стремился побороть в себе начало смерти. Он пытался принимать доклады даже тогда, когда доктора это запрещали». Согласно рассказу самого Александра Васильевича, 22 декабря он трижды получал сообщения Лебедева (личные или через адъютанта): около пяти часов пополуночи, в восемь или девять утра и «вечером». Услышав в конце дня, что суду собираются предать и «бывших арестованных», Колчак распорядился об отмене этого распоряжения, а о бессудной расправе узнал утром 23-го. Таким образом, у адмирала, кажется, была возможность продиктовать 22-го краткий приказ, которому не очень-то верит Мельгунов. Кроме Верховного, авторство документа могло принадлежать лишь Лебедеву, но последний по занимаемой должности начальника штаба имел законное право отдавать так называемые «приказания» в редакции «Верховный Главнокомандующий приказал…» и за собственной подписью и нужды прятаться за имя Колчака вроде бы не имел.

Адмирал был разгневан самоуправством; согласно собственному рассказу Александра Васильевича, он заявил посетившему его Вологодскому: «расстрел членов Учредительного собрания – акт, направленный против меня с целью дискредитировать меня в глазах союзников». В то же время Колчак считал, «что при подавлении восстания всегда возможны нарушения законных форм воздействия, но преследование за эти нарушения в будущем ослабит решительность действий по подавлению подобных эксцессов». Жестокая логика военного человека вступала, однако, в противоречие с началами законности, и после совещания с членами кабинета Верховный Правитель решил назначить расследование. Твердая позиция по обоим вопросам – о непримиримой борьбе и о недопущении произвола – нашла выражение в правительственном сообщении от 29 декабря:

«Ввиду появившихся в печати и в обществе сообщений о действиях должностных лиц при усмирении мятежа 22 декабря, Правительство считает долгом определенно заявить, что, будучи ответственным за судьбы и за спокойствие Государства, Правительство, в лице Верховного Правителя и Совета Министров, приняло твердое решение подавлять без малейших колебаний и с полной беспощадностью всякие попытки к восстанию и потрясению установившегося государственного порядка; посему решительные и планомерные действия войск и милиции при подавлении мятежа 22 декабря представляются вполне соответствующими требованиям государственной необходимости, вследствие чего войскам и милиции, принимавшим участие в усмирении мятежа, Правительство выражает благодарность за умелое и мужественное выполнение их служебного долга.

Что касается сообщений о незакономерных [95]

действиях отдельных должностных лиц, совершенных ими уже после подавления мятежа, то Правительство в глубоком убеждении, что без закономерности нет твердой власти, объявляет, что все такие незакономерные действия, не оправдываемые боевой обстановкой, встречали и встречают со стороны Правительства решительное осуждение, вследствие чего Правительство считает необходимым на основании дошедших до него сведений назначить расследование для проверки правильности действий должностных лиц, совершенных после подавления восстания, и о результате расследования незамедлительно объявить во всеобщее сведение».

А 31 января было опубликовано, «согласно последовавшего указания Верховного Правителя Министру Юстиции», постановление Совета министров об образовании «Чрезвычайной Следственной Комиссии… под председательством одного из Сенаторов уголовного Кассационного Департамента Правительствующего Сената». Возглавить комиссию было поручено сенатору А.К.Висковатову, и Колчак впоследствии вспоминал: «О работах Чрезвычайной комиссии Висковатов мне от времени до времени, когда находил нужным, делал доклады; я же считал, что, поручив следствие Висковатову, сделал все, что было нужно, и никаких мер более по этому делу не предпринимал». Помимо очевидной занятости Верховного Правителя, такая позиция могла объясняться и его нежеланием вмешиваться в ход разбирательства.