Адмирал Ушаков

— А мы за тобой, батюшка, всем селом пешочком пойдем, — обрадованно подхватили мужики. — Монастырь-то рядом, мигом добежим.

Ушаков, насупившись, уточнил:

— Я не в монастырь, я в Темниковский собор поеду.

Отговаривать его не стали: в Темников, так в Темников! Только бы в праздник такой дома не остался, только бы причастие принял. Богу поклоны отдал. Авось и отогреется душа, очистится от колдовской порчи.

— Где Митрофан? — обратился Ушаков к Федору.

— За почтой в Темников послал. Скоро должен быть.

Когда-то почтой Федор занимался сам, никому не доверял, потому что представлял сие дело особо важным. Теперь же при таком состоянии барина он боялся отлучаться из дома надолго и потому вынужден был поручить это дело конюху.

— Приедет Митрофан, скажи ему, чтобы коляску приготовил, утром рано поедем.

Ушаков постоял еще немного и пошел к себе. Провожая его, мужики поснимали шапки и низко склонились в поклоне. Давно уже не кланялись так: адмирал запрещал. Но сейчас был особый случай. Поклоном своим они выражали не только почтение, но и радость свою.

— Слава те, Господи! — стали креститься они, едва Ушаков скрылся в сенях. — Услышал ты, Господи, наши молитвы, вернул здоровье кормильцу нашему!

После этого они еще долго не расходились, обсуждали, какое доброе исцеление пришло их господину, великому российскому адмиралу, говорили, что по сему случаю надобно обязательно всем миром отслужить молебен, просить Бога, чтобы даровал их господину много-много лет жизни и крепкого здоровья. Наверное, они проговорили бы так до самого темна, если бы из Темникова не приехал с почтой Митрофан. Федор приказал всем разойтись, Митрофана же с почтовой сумкой повел в столовую.

— Утром барина в Темников повезешь, в собор, — сказал он ему дорогой.

Митрофан обрадованно перекрестился:

— Полегчало, выходит…

— На чем повезешь — на санях или на тележке?

— Снегу много еще, лучше на санях.

— Езжай на санях. Только за барином следи, не дай Бог простудится… Я тогда с тебя с живого шкуру сдеру.

— Что я, злодей, что ли, господину своему? — с обидой проворчал Митрофан.

В столовой Федор вытряхнул содержание сумки на стол. В сумке были газета «Северная пчела», книга, напечатанная какими-то нерусскими буквами, и несколько писем. Одно письмо было в синем конверте, без сургучных печатей — по всему, местное. «Алексеевка, господину Ушакову», — прочитал Федор. Всего три слова. От кого — неизвестно.

Отпустив Митрофана, Федор понес почту адмиралу. Ушаков, заложив руки за спину, в раздумье прохаживался по комнате. Увидев почту, обрадовался, тотчас сел за стол, придвинув к себе в первую очередь письма.

— Распоряжение Митрофану дал?

— Сказал, как было велено.

— Хорошо, ступай.

Когда Федор снова появился во дворе, Митрофан уже распряг лошадь и помогал дворнику колоть дрова. В обязанности дворника входило не только следить за чистотой вокруг дома, но и топить печи, а когда надо, и баню.

— В барской комнате протопить бы не мешало, — сказал ему Федор. — Дрова готовые есть?

— Да вот… — колуном показал дворник на горку только что наколотых березовых поленьев.

— Хорошо бы из ободранной липы. От липовых дух легкий.

— У нас только березовые да дубовые.

— А ты поищи, может, и найдешь.

Дворник бросил колун и пошел по сараям искать ободранную липу. Федор и Митрофан остались одни.

— В дорогу готовишься? — спросил Федор.

— А чего готовиться? У меня все готово, — отвечал Митрофан. — Утром запрягу, и можно ехать.

— Санки запряжешь?

— А чего же еще? Давеча ведь уже договорились.

Незаметно приблизился вечер, стало смеркаться. В окнах адмиральского кабинета появился свет. Обычно адмирал не зажигал свечей до темноты, а тут зажег пораньше. Знать, не кончил еще заниматься почтой. «Теперь читать будет до самого ужина, — подумал Федор, — а может, еще и после ужина».

Федор направился на кухню. Повар варил на ужин картошку и жарил на постном масле рыбу.

— К картошке огурчиков не забудь принести да капустки, — предупредил его Федор. — Чай со зверобоем завари.

С верхнего этажа донесся звон колокольчика. Это звал к себе барин. Федор оставил повара и пошел к нему.

Адмирал сидел в кресле с видом усталым, задумчивым. На столе лежала груда скомканных бумаг. Было похоже, что он их нарочно скомкал, потому как стали не нужны.

— Явился, батюшка, — доложил о себе Федор и, желая вывести барина из задумчивости, заговорил о завтрашней поездке, о том, что снег на дороге еще держится, так что ехать лучше на санках.

— Ехать? Куда? — не сразу дошло до Ушакова.

— Как же так, батюшка?.. Сам сказать изволил: в церковь, на причастие ехать надумал.

— Ах да… — вспомнил адмирал и уставился взглядом на канделябр, стоявший на краю стола. — Скажи Митрофану, чтобы не беспокоился, в Темников не поедем.

— Куда же тогда, в монастырь?

— И в монастырь не поедем. Никуда не поедем.

— Что так?

Ушаков не ответил.

— Бумаги, что на столе, отнеси на кухню на растопку, они мне не нужны.

Тяжело вздыхая, Федор собрал со стола все лишнее.

— Ужин принести или сам вниз спустишься?

— Принеси чаю с хлебом, вот и ужин мне будет.

Внизу Федора ждал повар.