Адмирал Ушаков. Письма, записки

К сожалению, первая же крупная победа Ушакова, которая лишила турецкий флот неоспоримого владычества на море, принесла будущему знаменитому флотоводцу немало огорчений. Весь успех боя при Фидониси принадлежал только ему. Но завистливый Войнович, официально командовавший флотом, приписал его исключительно себе. Он извратил в донесении сущность сражения, не пожелал представить к наградам указанных Федором Федоровичем командиров и других офицеров. Был обойден в представлении и сам Ушаков.

В сборнике публикуется письмо Ушакова Потемкину, в котором он подробно излагает обстоятельства дела. В нем подчеркивается, что «безо всякой притчины безвинно обруган, и приписано со всем несправедливыми и несходными поведению и делам моим словами всякое поношение чести, и тем причинил наичувствительнейшее оскорбление, и в болезни моей сразил жестоким ударом».

Этот инцидент заставил главнокомандующего внимательнее отнестись к поведению Войновича и более пристально присмотреться к деятельности Ушакова. Человек, далекий от тонкостей военно-морской специфики, Григорий Александрович тем не менее сразу обнаружил в новаторстве Федора Федоровича обнадеживающие перспективы. Весьма любопытны суждения на сей счет, которые Потемкин высказывает в письме тому же Войновичу.

В деле с неприятелем, писал он, особенно с турками, много помогает искусство: не всегда сражениями побеждают неприятеля и часто благоразумные распоряжения сделают ему больше вреда, нежели храброе нападение. Наблюдать движение его, изыскивать благоприятное время к поражению и пользоваться оным к нанесению чувствительного ему удара. Сие можно сделать без риску. Что же касается до представления о трудности атаковать неприятеля соединенно, то мудрено ожидать, чтобы оный стал делиться, не быв к тому принужден.

Нет сомнения, что тут от начала и до конца видится уже опробованный опыт Ушакова. Его и назначил Потемкин зимой 1789 года начальником Севастопольской эскадры, что соответствовало общему желанию флотской общественности. А убедившись окончательно в неспособности Войновича квалифицированно управлять флотом, в марте следующего года он приказал ему сдать Ушакову и эту должность.

Получен широчайший простор для инициативы и самостоятельности. Письма, записки, распоряжения этого периода, как, впрочем, и многие другие, свидетельствуют о всесторонней заботе Ушакова по совершенствованию сил флота, подбору командиров, уже зарекомендовавших себя умелыми руководителями, упорядочению боевой подготовки. Даже персональные обращения несли в себе не просто полезные наставления, а элементы столь необходимого каждому опыта.

«…Исполняйте, — писал он одному из командиров, — по вашему благоразумию, по важности обстоятельств и соображайте, что как полезнее». «Вам напоминаю, — обращался чуть позже к другому офицеру, — покажите такой вид, чтобы неприятель считал вас в великом числе, и так наводите ему страх, чтобы он из отдаленных укреплениев бежал бы внутрь крепости».

Пожалуй, одной из основных форм методики обучения подчиненных, если судить по документам, Ушаков считал глубокий и обстоятельный анализ допущенных ошибок и просчетов. Причем обращался к каждому персонально. Скажем, неправильное управление кораблем со стороны капитана 2 ранга И. С. Поскочина послужило поводом для остановки всей эскадры. Ушаков тщательнейшим образом разбирает все, что привело к такой непростительной оплошности. Здесь много специальных терминов, понятий. Но ведь без них в данном случае не обойтись. А далее пишет: «Крайне я всем оным недоволен и таковое неудовольствие вам объявляю, и если что-либо неприятное чрез сие последует, я отнесу оное к вашей неисправности».

Авторитет Ушакова на флоте становится все более значительным. Сказывались и его блестящие природные дарования, и глубокий аналитический ум, а также цельность, прямота натуры, честность. Влияние такого человека на окружающих не могло быть поверхностным, сиюминутным. Ему доверяли в большом и малом. Он дорожил этим доверием и в определенных ситуациях не только сам мог прощать подчиненным ошибки, но и испрашивать таковое прощение в высоких инстанциях.

Капитан-лейтенант С. Бырдин однажды по нерасторопности посадил корабль на мель. Такая оплошность влекла за собой суровое наказание. Ушаков обратился с письмом к В. С. Попову, правителю военно-походной канцелярии Г. А. Потемкина: «Сделай милость, батюшка Василий Степанович, испроси для меня ему милость его светлости и прощение в его проступке, без которой, находясь он ныне под судом, конечно, останется несчастлив, он под командою хороший офицер и мне здесь надобен».