Адриан Моул: Годы капуччино

– Да кому, в задницу, нужен этот мудацкий Совет по культуре? Писатель, на хрен, должен быть революционером. Его подлинная роль – ниспровержение [бип] господствующей верхушки, будь то консервативные [бип] мешки с говном или [бип] лейбористские оборванцы. А если писателю нужно подкинуть [бип] деньжат, прежде чем он перенесет на бумагу свои говенные слова… – Барри презрительно загоготал, – пусть он несколько дней проведет со мной. Я ему открою, на хрен, [бип] глаза, покажу, на хрен, что такое бедность и вырождение, на хрен, я отведу его туда, где люди сидят на [бип] игле, на хрен.

Тут Барри принялся декламировать одно из своих напыщенных стихотворений. Одно из тех нелепых произведений, за которые он получил шесть поэтических премий (три британские, три французские):

Убей всех буржуев!Сожги их дворцы!Бабам их вставь!

И т. д. и т. п.

Когда Барри Кент получил степень почетного доктора в университете Де Монтфорт, он попал в заголовки газет всего англоязычного мира – распахнул полы своей докторской мантии, под которой ничего не было, и принялся нараспев читать «Йо! Я человек!». Теперь это знаменитое стихотворение распевается на футбольных трибунах всего цивилизованного мира.

ЙО! Я ЧЕЛОВЕК!

Йо!Я человек!НеМою свой зад!Не меняю свои трусыИ счастлив тем от души.На футбол я иду,

Потому что люблю!Йо!Я человек!Пиво есть в банке,Сигареты в кармане,Давай, парень, вдарь!Припечатай судилу

Размажь суку-педрилу!Йо! Я человек!Йо! Я человек!Йо! Я человек!Йо!

Пятьсот студентов, которые три часа парились в раскаленном шатре, пришли в неистовство, вскочили и устроили Кенту овацию. Тогда Барри пригласил на сцену свою мамашу Эдну и заорал:

– Это Эдна, моя мама. Она чистит туалеты, и почему она должна этого стыдиться, а?

Миссис Кент, которая до этого момента, насколько мне известно, никогда не стыдилась своей работы, неловко заерзала. Вид у нее был такой, словно ей не терпится остаться с Барри наедине и задать ему хорошую взбучку. Мне об этом рассказала моя собственная мать – по дороге в городскую управу.

В здании управы были предприняты строгие меры безопасности, все благодаря компании «Цитадель лимитед». Нам пришлось встать в очередь, чтобы наши фамилии проверили по списку. Мама тут же потеряла терпение и принялась громогласно жаловаться. Я совсем не удивился, когда ее вывела из очереди – якобы наугад – угрюмая охранница с квадратной челюстью по имени Сандра Лиф. С личного досмотра мама вернулась, бормоча себе под нос зловещие угрозы в адрес Сандры Лиф и «Цитадель лимитед». Она заявила, что завтра же позвонит Чарли Давкоту и узнает, нельзя ли «привлечь этих уродов» за сексуальные домогательства.

Стоило нам только войти в здание, тут же подскочил Иван Брейтуэйт и выкрикнул:

– Да, Полин, да! Эти туфли – само совершенство!

Что такое с этим человеком? Он что, фетишист, свихнувшийся на обуви? Мама вытянула ногу в вульгарной красной туфле на шпильке, и Иван чуть не эякулировал на месте. Я с облегчением перевел дух, когда к нам подошла миссис Таня Брейтуэйт и встала между моей матерью и своим мужем.

Интересно, спросил я себя, сколько времени миссис Брейтуэйт провела перед гардеробом, прежде чем выбрала подходящий костюм? Думала ли она о том, что ее будут фотографировать, а может, и снимать на видео в качестве матери кандидата? Ночь ведь очень теплая. Разве зеленый мохеровый свитер с вышитыми французскими пудельками годится для этой торжественной ночи? И разве подходит к вышитым французским пуделям плиссированная юбка в клетку а-ля принц Уэльский? И разве незатейливые темно-синие босоножки «Кларкс» удачно завершают ансамбль? Нет, нет и нет! Что случилось с женщиной, элегантностью и богемным стилем которой я прежде неизменно восторгался?

Я шепотом спросил маму, что произошло. Оказалось, миссис Брейтуэйт пережила в декабре небольшой удар; теперь она почти поправилась, если не считать полностью атрофировавшегося эстетического вкуса. Я только в двадцать шесть лет понял, что у человека на самом деле шесть органов чувств: зрение, слух, осязание, обоняние, вкус обычный и вкус эстетический.

Телевизионные группы выстроились в очередь, чтобы взять интервью у Пандоры. Между съемками она доставала небольшую черную пудреницу с тисненым логотипом «Шанель» и пудрила свое восхитительное лицо.

Сэр Арнольд Тафтон топтался в углу, окруженный озабоченными толстяками в полосатых костюмах.

Тем временем на столах, расставленных вдоль зала, все выше и выше росла пачка бюллетеней за лейбористов. По всему залу бежал шепоток сокрушительная победа. Ленни Пербрайт, агент Пандоры, коренной лондонец, бывший владелец киоска по продаже кальмаров, представился мне со словами: