Адская бездна. Бог располагает

– Но каким образом Фредерика могла об этом узнать? – терялся в догадках Самуил. – Я был в своем кабинете с глазу на глаз с посланцем карбонариев. Комната Фредерики отделена от кабинета лестничной площадкой. Она что же, подслушивала у дверей? С какой целью? Ведь в таком случае следовало бы предположить, будто она заранее знала, что разговор пойдет о крайне важных вещах. Да в конце концов, какая разница? Факт остается фактом: она все слышала.

– К счастью для меня, – заметил Юлиус.

– Ну да, конечно! Ведь мне было бы очень трудно тебя спасти. Я бы сделал для этого все, что в моих силах, и я уже начал – даже с риском себя скомпрометировать – тебя защищать и говорить, что за тебя отвечаю.

– Это я знаю, – перебил Юлиус. – Фредерика мне говорила. Однако скажи, ты разве не предупредил бы меня?

Самуил хорошо знал своего друга, и тон, каким был задан этот вопрос, подсказал ему, как на него ответить.

– Взял ли бы я на себя подобное в известном роде предательство? Сомневаюсь, – заявил он. – Согласно моим убеждениям, благо человечества стоит больше, чем жизнь отдельного человека, кем бы он ни был. Ради тебя я способен рискнуть головой, но не делом карбонариев. Каким бы храбрым, честным и сильным я тебя ни считал, но, открыв тебе, в какой ты находишься опасности, я бы все же боялся, что подвергаю тебя искушению спастись любой ценой.

– Что ж, ты судишь по-мужски, – отвечал Юлиус, – и я первый готов тебя за это одобрить. Но будь покоен и не сердись на Фредерику, что она меня предостерегла – она не связана никакими клятвами. Ее поступок не ставит карбонариев под удар, будь уверен в этом, как и в том, что мне нет надобности никого выдавать, чтобы выпутаться из этого дела. У меня есть средство обезопасить себя так, что ни один волос не упадет с головы ни единого из твоих братьев. Ты можешь поблагодарить Фредерику, ни о чем не тревожась.

– В добрый час! – протянул Самуил задумчиво. – А теперь поговорим об Олимпии. Она уехала? Ты виделся с нею?

Юлиус притворился, будто не расслышал вопроса.

– Но какого ангела ты прятал от нас! – вновь заговорил он. – Если бы ты знал, до чего твоя Фредерика добра и прелестна! Что за сокровище простодушия, фации, красоты!

– Ты находишь? – произнес Самуил странным тоном.

– Среди каких райских кущ мог ты, о демон, повстречать подобное создание? – продолжал Юлиус. – Час назад я поверил в родство душ так, как никогда прежде. Мне кажется, что Фредерика для меня отнюдь не первая встречная. Не знаю, что это – воспоминание или, быть может, предчувствие, – но только ее лицо, звук голоса, все в ней вдруг пробудило в моем сердце чувства, которые я считал умершими.

– Как ты воспылал! – заметил Самуил, который весьма вдумчиво прислушивался к словам собеседника. – Ты говоришь, словно влюбленный!

– Влюбленный? – Юлиус покачал головой. – Ты же знаешь, это мне больше не по возрасту, да и не по тому характеру, что выработала у меня жизнь. Те времена ушли. Но есть ведь и другие вещи, кроме любви. Существует особенная симпатия – глубокая, интимная, исполненная преданности. Из всех женщин, кого я знаю, Фредерика именно та, кто более всех отвечает этой моей жажде привязанности… как бы сказать?., отеческой… этой потребности, еще живущей в душе, где любовь навек угасла.

– Еще недавно предметом подобных чувств была Олимпия, – напомнил Самуил. – О переменчивая натура! Флюгер твоего сердца чутко поворачивается при любом дуновении ветерка.

– Нет, – возразил Юлиус, – с Олимпией было совсем другое. Прежде всего, в Олимпии я всегда любил лишь воспоминание об умершей, тень, призрак.

– А как быть с принцессой? В ней тоже есть некое сходство, внушающее тебе обожание?

– О! – поморщился Юлиус. – Лучше не упоминай при мне об этих ложных прихотях, которые порой пробуждаются, когда истинная страсть спит. Я ведь уже говорил тебе, что, кроме Христианы, никого больше не любил. Что до принцессы, то я порвал с ней сегодня утром. А Олимпия – ее больше нет в Париже.

– Уехала! – вскричал Самуил. – И ты позволил ей уехать?

– Хватит об этом, прошу тебя, – промолвил Юлиус, побледнев. – В эту минуту Олимпия уже катит к Венеции. Что ж, я не побегу вслед за ней!.. А ты о чем задумался, Самуил? У тебя вид заговорщика, замышляющего убийство тирана.

– Давай вернемся к Фредерике, – отвечал Самуил, не выходя из своего рассеянно-озабоченного состояния.

– Постой-ка, – удержал его Юлиус.

Граф фон Эбербах подошел к эбеновому шкафчику, украшенному чудесной резьбой, открыл его и вынул из ящичка, запертого на замочек с секретом, дивное ожерелье из натурального жемчуга.

– Теперь идем, – сказал он.

Они вошли в салон. Юлиус приблизился к Фредерике.

– Мадемуазель, – произнес он, – вот колье, имеющее для меня особую ценность, ибо оно принадлежало моей матери, и его носила моя жена. Я бы вручил его своей дочери, если бы Господь даровал мне ее. Вы отнеслись ко мне с такой дочерней заботой и преданностью, что я прошу у вас позволения подарить это колье вам. Пусть оно станет вашим свадебным украшением.