Адская бездна. Бог располагает

– Ах, сударь, – отвечала она спокойно, хотя немного печально, – не придавайте значения тому, как господин Лотарио обходится со мной. Я не прошу у него большего, чем он мне дает, и знаю, что ему удобнее держаться со мной в рамках вежливой сдержанности; ничего иного и не нужно. Если я нахожусь здесь, то не ради него, а ради вас, и он это прекрасно знает; что касается забот, которые вам угодно от меня принимать, я достаточно вознаграждена за них тем удовольствием, что я получаю, когда забочусь о вас.

– Мое дорогое дитя! – воскликнул Юлиус, прерывая ее.

– Верьте тому, что я вам говорю, господин граф, – продолжала Фредерика. – Я с первой минуты почувствовала глубокую, естественную привязанность к вам, и это само по себе дает мне радость. Еще никогда мне не было так хорошо, как в эти дни, когда я имела счастье вам послужить и быть для вас хоть немножко полезной.

– Такими словами, как эти, вы, Фредерика, поистине исцеляете меня.

– Господину Лотарио не за что ни благодарить меня, ни любить. Я ничего не сделала для него – все только для вас и для себя самой.

«Ясно! – подумал Юлиус. – Они друг друга не любят, и Лотарио терзается совсем не от ревности. Значит, в нем говорит тщеславие. О жалкая человеческая природа!»

И все же Юлиус еще сомневался, ему хотелось сомневаться в справедливости подобного заключения.

Дверь открылась; вошли Самуил и Лотарио.

У Самуила был очень веселый вид.

– Спасен! – провозгласил он. – Доктора весьма тобой довольны.

– Весьма довольны не только пациентом, но и врачом, – прибавил Лотарио. – Господин Самуил Гельб не может сам вам рассказать, какие похвалы они расточали его способу лечения, но я там был и о том свидетельствую.

– Нет надобности сообщать мнение докторов, – сказал Юлиус, – я и без того знаю, чем я обязан преданности и искусству Самуила.

– Мы отвечаем за твою жизнь: она вне опасности, – вмешался Самуил, желая переменить разговор. – Теперь тебе не нужно ничего, кроме терпения. Доктора сказали, что выздоровление, вероятно, будет очень длительным. Тебе придется всерьез беречься, потребуется много времени и заботы, чтобы восстановить и обновить твои силы, истощенные из-за твоей же безудержной беспечности.

– О, теперь я могу ждать! – сказал Юлиус. – Ведь вы все будете со мной, чтобы помогать мне жить.

– С вами будут господин Самуил и мадемуазель Фредерика, – сказал Лотарио.

– И ты тоже, Лотарио! Поверь, я очень на тебя рассчитываю.

– Ну, – возразил молодой человек, – я вам не так уж необходим с тех пор, как господин Самуил и мадемуазель Фредерика согласились поселиться в посольском особняке.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил граф фон Эбербах. А про себя подумал: «Так и есть! Оправдываются мои худшие предположения».

– Милый дядюшка, – продолжал Лотарио с видимым смущением, – теперь, благодарение Богу, я совершенно спокоен за вашу драгоценную жизнь. И мне пора хоть немного подумать о делах. Уже неделя прошла с тех пор, как мы совершенно их забросили. Тем не менее вы, может быть, помните, что я позавчера упоминал о необходимости отправить в Берлин посланца, какого-нибудь надежного человека.

– Договаривай, – обронил Юлиус.

– Так вот, дорогой дядюшка, вы теперь пришли в себя. И вы не один: вам и без меня будет куда менее одиноко, чем все последние годы…

– Ты хочешь уехать, – перебил его Юлиус.

– Я вам здесь не так уж необходим, а там был бы полезен.

– На Берлин мне плевать! – заявил граф. – Я не хочу, чтобы ты меня покинул.

– Однако же дела требуют этого, – настаивал Лотарио.

– Нет такого дела, которое бы того стоило, – отвечал Юлиус. – Если так, что ж: я достаточно болен, чтобы подать в отставку. Ты мне дороже, чем должность посла.

– Мой милый дядюшка, – сказал Лотарио, – я глубоко тронут вашей добротой, но подобной жертвы принять не могу. Разрешите мне повторить вам, что этот отъезд абсолютно необходим. Впрочем, я буду отсутствовать не более двух недель.

– Но ты нужен мне здесь. Уж если тебя так заботит посольство, то скажи: каким образом оно сможет без тебя обойтись?

– Господин Самуил, за последние три месяца оказавший нам столько услуг, теперь достаточно в курсе дела, чтобы занять мое место, на котором он окажется еще более полезным, чем я сам.

– Ну, Самуил, ты хоть уговори его, – попросил Юлиус. – У меня ведь мало сил для борьбы, и они уже истощились на просьбы.

Самуил слушал весь этот спор, не произнося ни слова, но неуловимая улыбка, проступившая на его губах, говорила о том, что чувства Лотарио ему понятны.

Когда молодой человек заговорил об отъезде, молния торжества сверкнула в глазах Самуила. Без сомнения, он был счастлив, что воздыхатель Фредерики избавляет его от небезопасного соперничества. К тому же томящая Лотарио потребность уехать подальше от возлюбленной служила лучшим доказательством того, что он с ней не поладил.

Возможно также, что отсутствие Лотарио благоприятствовало другому замыслу Самуила – замыслу, о котором он никому не говорил.

Таким образом, Самуил и не думал принуждать Лотарио остаться. Он сказал: