Адская рулетка

Выпросил-таки на свою голову! Точнее, на затылок. Где-то в шейном отделе позвоночника что-то хрустнуло. Отчетливо, звонко. Так, как если б мне его кто-нибудь ломал. Скорее всего сие было чистой воды глюком, галлюцинацией. Но мне от того легче не стало. Боль скрутила, заставила подбородок упереться в грудь. Назад — ни-ни! Сразу почуешь, почем фунт лиха. Но самое главное, те 12 минут протянулись неимоверно долго. А потом пошла тринадцатая… Вот чего не предполагал: 14, 15, 16, 17 минут прошло, а шея не разгибалась! И на 20-й минуте ничего не изменилось. Появилось подозрения, что моя гипотеза потерпела крах. Что-то не связывалось. 21, 22, 23, 24 минуты… Никакого изменения. А если у меня шея вообще не разогнется? Страшновато стало.

Я и на Вику не обращал внимания. Не знаю, что в тот период с ней происходило. Не мог в ее сторону голову повернуть. Полчаса минуло — и все как было.

Появились мысли насчет того, что надо бы попробовать как-то разобраться с шеей. Подумалось, что происшедшее не имеет отношения к последействию препарата, а само по себе выщелкнулось… Но все-таки слова Чуда-юда из памяти не вылезали. В том смысле, что нельзя ни во что вмешиваться.

Обеда, само собой, нам и не приносили. Пришла Зинка.

— Страдаете? — с легким злорадством спросила она. — Ничего, недолго осталось, подождите чуточку. Этот препарат не очень сильный, не «Зомби-8». Отойдете помаленьку.

— У меня шея не поворачивается, — пожаловался я, — даже не разгибается. Но может, это не от препарата?

— От него, родимого, — сказала Зинка уверенно, — стандартный симптом. Почти у всех такой бывает. А ты чем маешься?

Это уже относилось к Вике. Вообще, мне еще вчера было ясно, что Зинуля не воспринимает новообразованную даму как родную сестрицу. Еще бы, они с Ленкой были близнецами, а тут это почти идеальное сходство — только по Зинкиной родинке на шее одну от другой отличить можно — исчезло.

— Зубами! — держась за щеку, проворчала Вика.

— Тоже стандартное явление. Сколько уже болит?

— А я, думаешь, время засекала?

— У меня зубы двенадцать минут болели, — сообщил я, — и все остальные болячки тоже по столько же держались. А эта зараза, в смысле шея, уже полчаса не проходит.

— Понятненько, — посерьезнела Зина. — Стало быть, у тебя осталось всего одно испытание. Минут через пять будешь буянить и требовать, чтоб тебе закололи еще одну дозу.

— Откуда ты знаешь?

— Вы ж, слава Богу, не первые. Знаем, что проходит от семи до двенадцати приступов разных недомоганий, которые протекают от десяти до пятнадцати минут по времени. А вот последний перед тем, как появляется острая потребность в новой инъекции, обычно длится тридцать-сорок минут.

— А набор недомоганий у каждого свой? — спросила Вика.

— Конечно. Одинаковых людей не бывает, а какие именно клетки и рецепторы активизируются в период последействия — не предскажешь. Все зависит от индивидуальных особенностей, У одного будут рези в животе, понос или рвота, а у другого зубная боль, головокружение или слабость. А у кого-то все вместе.

— Как у меня, например, — проворчала Вика.

— С ума не надо было сходить. Тебе кто-нибудь приказывал колоться? Сама полюбила, никто не велел. Мы, между прочим, были в шоке, когда узнали. Тем более клятвенно уверяла, что берешь одну ампулу. У Чуда-юда теперь к тебе доверия вполовину меньше.

— Плевать! — бесшабашно ответила Вика. — Зато хоть душу отвела!

— Все ж таки эта хохлушка у тебя крепко прописалась, — констатировала Зинка. — Ты, конечно, дура, что полезла на чужой носитель.

— Лучше в разведенках числиться?

— Ну и что, подумаешь! Я бы с Мишкой хоть завтра развелась, если б Чудо-юдо разрешил…

— Потому что надеешься — Димуля к тебе по старой памяти бегать будет? Все, лафа кончилась, сестричка!

— Завязывайте, бабы! — проорал я и ощутил, что шея начала поворачиваться и гнуться. Но, как только это произошло, у меня завертелась в голове знакомая мне золотистая спираль, внешний мир за несколько секунд исчез, но и каких-либо фантастических картинок типа всяких там виртуальных переходов и коридоров не возникло. Появилось много раз испытанное ощущение пограничного состояния, когда кажется, будто вот-вот не то проснешься, не то помрешь. Так

было, например, когда Чудо-юдо вскрыл архивированные файлы генетическойпамяти, где сохранялись кусочки памяти негритенка Мануэля, доньи Мерседес и капитана Майкла О`Брайена.

И, как всегда бывало в таких случаях, начался «компот» из образов, видений, обрывков памяти.

Правда, на сей раз «компот» прокрутился с очень большой скоростью, и я выскочил из него не в искусственную реальность, а в обычный мир, то есть в ту же самую комнату, где мы обитали с Викой в последние двое суток. Я лежал на полу, отчаянно дергаясь и пытаясь стряхнуть с рук и ног крепко вцепившихся в них людей. Мелькнуло лицо Зины, потом откуда-то появился Чудо-юдо. Все что-то кричали, но я не понимал слов. Я, по-видимому, тоже орал какую-то абракадабру из звуков, — во всяком случае, не понимал ни одного слова.