Адское пламя (Комментарий к неизданной Антологии)

Некто Урландо, изобретатель чудовищных лучей смерти, которыми угрожает молодой Советской стране международный фашизм, ни с того, ни с сего отправляется вдруг прямо в логово врагов, то есть в молодую Советскую страну. Нелегально, конечно. До него дошли слухи, что советские ученые в своих исследованиях пошли вроде бы его путем и добились больших успехов. Претерпев массу безумных приключений, иногда просто нелепых, Урландо выясняет, что советские ученые и впрямь получили удивительные результаты, правда, не в сфере вооружения, а в сельском хозяйстве. Ну, скажем, они построили машину, которая, выйдя в поле, удобряя, выхаживая, засеивая его, сокращает время от посева зерна до жатвы до одних суток!

Даже для 1939 года это звучало несколько вызывающе.

Критик А.Ивич писал: "Доводить замечательные труды Лысенко до такого абсурда, как созревание пшеницы через двадцать четыре часа после посева значит, невыносимо опошлять серьезное дело!"

Попутно указывалась легко угадываемая зависимость С.Беляева от А.Толстого, иногда даже в мелочах: Урландо - Штопаный нос... В "Гипрболоиде инженера Гарина": Гастон - Утиный нос...

В финале романа советские бойцы лихо разделывались с ужасной и смертноносной машиной Урландо.

Наука в романе тоже давалась лихо.

"-Что обозначала буква "зет" в ваших формулах?

Урландо на мгновение запнулся, смолчал, потом быстро ответил:

- Обычно, как принято, "зет" имеет несколько, то есть, я хотел сказать, два значения. В ядерной модели атома, предложенной Резерфордом, знаком "зет" принято обозначать число отрицательных электронов в электронной оболочке вне ядра атома.

- Это известно, - сухо ответил Груздев. - Принято считать, что ядра всех элементов состоят из протонов и нейтронов, масса ядра обозначается буквой M, а его заряд - буквой Z. Здесь "зет" обозначает количество заряда. Эти два значения мне известны, как и всем. Нас здесь интересует третье значение. Интересует ваше значение "зета" в формулах, начиная с номера шестьдесят семь и дальше.

Сидящий с края большого стола Голованов подтвердил:

- Совершенно верно. Например, формула триста восемьдесят девятая никак не касается внутриатомных реакций.

У Урландо наморщился лоб, и он встряхнул головой, как бы решаясь говорить только правду:

- У меня "зетом" иногда обозначались световые кванты. Мне удалось понять интимный процесс образования материальных частиц из фотонов, о чем так беспомошно рассуждал в начале сороковых годов знаменитый Леккар и за ним школа Фрэддона. Электроны и позитроны не неделимы, как думают..."

Действительно.

Думают всякую ерунду, беспомощно рассуждают... А тут интимный процесс образования материальных частиц...

И все же, все же...

Юрий Долгушин в те годы в сборнике "Война" (Детиздат, 1938) уже печатал отрывки из романа "ГЧ" ("Генератор чудес"), в котором физиолог Ридан и инженер-электрик Тунгусов, каждый по-своему, но всерьез искали разрешения загадки жизни и смерти. Если научиться управлять сложнейшими нервными процессами, теми, что беспрерывно протекают в человеческом организме, - считали они, - отступит старость, отступят болезни...

Владимир Орловский в романе "Бунт атомов" (1928) весьма впечатляюще описал вполне возможные последствия разложения атома. Невероятный взрыв, никогда прежде не наблюдаемый людьми, разрушенная лаборатория. Адский атомный шарик, вырвавшись на свободу, плывет над городами и полями, все уничтожая на своем пути, даже воздух. Остановить адский шар ничем нельзя, он - материализовавшаяся гибель самой планеты. (Кстати, в начале 50-х ученые действительно опасались того, что взрыв термоядерной бомбы может вызвать цепную реакцию в земной атмосфере). Спасение от атомного адского шарика лишь в одном - вытолкнуть его вон, за земную атмосферу, пусть пылает в космосе эта злобная пародия на карликовое солнце...

Александр Абрамов (1900-1985) в прелестной повести "Гибель шахмат" выводил математическую формулу единственно верного, абсолютно точного шахматного хода...

Как бы учитывался завет М.Горького ("О темах", 1933):

"Науку и технику надо изображать не как склад готовых открытий, а как арену борьбы, где конкретный живой человек преодолевает сопротивление материала и традиций".

Но писатели уже не могли писать так, как им хотелось, и о том, что их действительно волновало. Наружное давление извращало сам ход их мыслей.

"Атом, как известно, колония электронов, а электрон есть не только физическая категория, но также и биологическая, электрон суть микроб, то есть живое тело, и пусть целая пучина отделяет его от такого животного, как человек, принципиально это одно и то же."

Читателю на рассуждения об атомах и микробах было глубоко наплевать. Читатель хотел прослеживать судьбы героев. "Если ученье со смыслом да с добросердечностью сложить, - писал тот же Андрей Платонов, - то и в пустыне цветы засияют..."

Рыжие Кызыл-Кумы... Пылевая буря над Бухарой... Морские суда, брошенные посреди пустыни, бывшей когда-то морем... Бездонное фиолетовое небо Азии...