Адвокат амазонки

– Да. Но вы забываете о специфике суда присяжных, – выложила Лиза свой основной козырь. – Присяжные заседатели судят не по закону, а по совести, и, если они решат, что с точки зрения человеческой морали ваши действия объяснимы, они могут вынести вердикт о вашей невиновности.

Это была чистая правда. Присяжные могли оправдать подсудимого, в случае если он, застав насильника своего сына на месте происшествия, жестоко покарал его. Они признавали невиновной женщину, забившую мужа чугунной сковородой, если понимали, что в течение многих лет она терпела от него побои и унижения. Были и другие примеры, но Лиза интуитивно ощущала, что тема эвтаназии поможет им выстрелить в нужном направлении. Хотя... Стоп! Как они добьются результата, если главный вопрос так и не решен? Дубровская не дала своего согласия защищать Виталия в суде.

Похоже, они думали об одном и том же. Бойко, заметив замешательство адвоката, как-то сразу обмяк.

– Все, что вы говорите, очень занимательно. Но я не убивал Нику. Я собираюсь говорить об этом в суде.

Он был чертовски упрям, но и Дубровская не могла похвастаться своей покладистостью.

– Я вам повторю еще раз, – терпеливо заметила она, – что для присяжных важна не ваша виновность или невиновность, а их представление о ней. Поэтому, если они сочтут, что вы морочите им голову, оправдательного вердикта (пусть вы трижды невиновны!) вам не видать как своих ушей. Хотя, – ее тон немного смягчился, – я не имею права заставлять вас признать вину, если вы этого не хотите. К тому же моя помощь вам ограничивается только советом, а вы вправе выбирать, следовать ему или нет.

– Вам неинтересно мое дело? – опять огорчился Виталий.

– Почему же? Ваше дело интересно, но... – Но что она могла ему сказать? Деньги? Сейчас она сама себе напоминала адвоката, вытрясающего из клиента последнюю копейку. Конечно, Виталия Бойко нельзя было назвать бедняком. Он был наследником немалого состояния, оставшегося после смерти актрисы. Хотя, если говорить по закону, вопрос о его наследстве до решения уголовного дела висел в воздухе. Не может наследовать виновный в смерти наследодателя. Вот только вопрос, виновен Виталий или же нет в смерти актрисы, должны были решить двенадцать простых людей.

– Знаете, не отказывайте мне сейчас вот так сразу, – взмолился Бойко, заметив колебания адвоката. – Я дам вам почитать свою тетрадь... Это не то чтобы мой дневник. Это мои мысли, моя душа, излитая на бумагу.

Дубровская, конечно, с самого начала свидания видела толстую общую тетрадь в клеенчатой обложке, которую Виталий положил на краешек стола. Но она не придавала этому значения, полагая, что в ней содержатся заметки по делу, которые так любят делать заключенные.

– Вы увидите, что я совсем не тот, каким пытаются меня выставить в газетах. Почитайте, и если что-то дрогнет в вашей душе, дайте мне знать... – «А если нет?» – едва не сорвался с губ Дубровской бестактный вопрос. – А если нет, тетрадь мне можете и не возвращать.

– И все же я вам ее верну, – вежливо сказала Лиза. Если Бойко излил свою душу на бумагу, у нее не было ни малейшего желания присваивать ее себе...

* * *