— Ева, — мое имя прозвучало, как ругательство из уст Лотарёва. Так он обращался ко мне в залах заседаний, если нам приходилось пересекаться в общих делах. Его колкий взгляд пригвоздил меня к месту, словно безмолвно говорил мне, что моя судьба предрешена заранее. — Она предала меня. Я спокойно смотрел в её глаза, — сказал, как отрезал. — Сдавливал глотку, и смотрел, как моя любимая доченька задыхается. Но ты не знаешь самого главного, нет-нет, — так сильно замотал головой, что я испугалась, как бы она не отвалилась у него. Безумие на его лице светилось, и Игнат вовсе не жалел о содеянном. Не было в нем ни раскаяния, ни сожаления. Как будто так оно должно было быть с самого начала. Я молчала, боясь пошевелиться, да что-либо сказать в ответ. Он все равно меня не слышал. — Я был терпелив. Очень долгое время. Предупреждал Жанну, что её связь с Александровым мне не нравится. Что ее увлечение бьет по репутации нашей семьи, а я не привык краснеть на людях, — повысив тон голоса, Лотарёв долбанул расческой по перегородке. Он был зол и разъярен. — Калашникова, я давал ей шанс одуматься, поверь мне на слово, — прищурившись, Игнат вновь посмотрел мне в глаза. — Она этим шансом не воспользовалась. Даже с Дмитрием шашни закрутила! Мне на зло! Считаю, всё случилось по справедливости, — добавил он, как будто сделал заключение, затем озвучил приговор.
— Она твоё дитя, — с ужасом произнесла, пытаясь донести до безумца очевидное. — Ты сам говорил, что вы с женой ждали её появления. Жанне было все лишь двадцать четыре года, совсем молодая девушка. Только жить начала, — протараторила я, хотя было бесполезно что-либо доказывать Лотарёву. Мужчина резко вскинул руку, давая мне понять, чтобы я замолчала.
— Заткнись, — Игнат зло предупредил меня. — Ты глупая сучка, а я ведь был о тебе совершенно другого мнения. Калашникова — звезда, твою мать! — засмеялся Лотарёв. — И, если прежде я еще терпел эти насмешки, что кидали в мой адрес, но теперь — нет, — оскалился. — Наверное, тебе стоит напомнить правила о субординации, о том, что клиент — это клиент, а не объект твоих грязных, отвратных желаний. — Игнат уже ничего не замечал, продолжая меня отчитывать, будто я оказалась на каком-то уроке.
Я тем временем попыталась высвободить свои связанные руки, когда почувствовала, что узел слегка ослабился, и теперь я свободно шевелила своими запястьями. Чтобы не привлекать излишнего внимания, аккуратно стянула плотную, толстую веревку сначала с одной руки, сразу же высвобождая вторую. Я заметно с облегчением выдохнула, почувствовав себя не скованной.
— Почему ты вдруг переметнулась, Ева? — мужчина с подозрением задал вопрос, сцепив свешанные руки с ограды в замок. — Тебя подкупили его деньги? Захотелось стать его шлюхой?
— Ты, наверное, эти же вопросы задавал своей дочери? — игнорируя его нарастающую злобу, я ответила вопросом на вопрос. Игнат ощетинился, опешив от моего прямого высказывания. Вновь засмеялся, пугая в стойле лошадей. Животные начали буйно себя вести, пугаясь резкого шума.
— Еще как, — закивал он. — Так, почему же?
— Потому что я его люблю. Тебе не приходило в голову, что люди могут любить друг друга, совершенно не обращая внимания на состояние, которое было у каждого за плечами. Знаешь ли, я тоже не из бедных, чтобы охотиться за богатенькими мужчинами. И, уж тем более, у меня нет свободного времени.
— А Ветров? Ты так быстро о нем забыла, — Игнат снова ухмыльнулся, наставив на меня указательный палец. — Вот, а говоришь, что времени нет.
— Не стоит приплетать свои промахи. Не надо сравнивать мою жизнь со своей, — я была убеждена, что Игнат сейчас олицетворял себя со мной. — Есть факты на лицо: ты убил свою дочь, и как трус, сейчас пытаешься свалить вину на другого человека. Ищешь сотни причин своему поступку, только чтобы оправдать себя, — во мне вспыхнул гнев. Хоть я и пыталась себя контролировать, но наглость Лотарёва все же обескураживала.
— Возможно, ты права, — согласился со мной прокурор, — и всё-таки, я поступил так, как считал нужным. Александров заслуживает тюрьмы, и неважно, каким способом я упеку его за решетку. Он должен быть там за все мои проигрыши по его делам.
— Так это даже не месть, — фыркнула я, покачав головой. — Это твоя прихоть! — воскликнула я. — Ты, как капризный ребенок, у которого отобрали игрушку. Игнат, ты хоть отдаешь отчет своим словам? Слышишь, что ты говоришь? Есть видео, есть все доказательства против тебя. Тебе не отвертеться, — я будто ставила его перед фактом.
— Доказательств, Ева, нет. Вероника уничтожила все твои видео, с которыми ты пришла к ней. Кстати, — спохватился он. — Какая же ты дура, Калашникова. Кто тебя учил вообще идти с вещественными доказательствами? Даже к судье. Ай-ай, — он покачал пальцем. — Как же неосмотрительно, Ева.