Адвокат. Судья. Вор

Кондрашов не только сам ничего не рассказывал о своей новой работе, но и на вопросы Обнорского отвечал весьма уклончиво и неконкретно, пока Андрей однажды не выдержал и не спросил его в лоб:

– Жека, ты что, в братву подался?

Бывший опер скривился в невеселой усмешке и после недолгой паузы ответил:

– Не мотай мне душу, Андрюха… Не маленький, сам все понимаешь… Я тебе одно только скажу: куда бы я там ни подался: к братве или еще куда, – злодеем я еще не стал… А самый большой бандит в нашей стране – это государство, потому что оно из нормальных людей сначала делает хуй знает кого, а потом этих же людей и обвиняет во всех смертных грехах… Ты меня пока не спрашивай ни о чем, что смогу – сам расскажу… Потому что, если ты будешь лишнее знать, тебя за одни наши разговоры, в случае чего, как соучастника привлечь смогут… Даже если будут знать, что ты ни в одном конкретном деле физически не участвовал.

– Почему? – удивился Обнорский. – Я же журналист, я многим вопросы задаю, у меня работа такая…

Кондрашов хмыкнул и потер пятерней светлый ежик на затылке.

– Все, кому надо, прекрасно знают о наших с тобой отношениях: что мы учились вместе, что встречаемся часто, водку пьем, баб трахаем… То есть отношения между нами намного ближе, чем между тобой и теми, кому ты вопросы задаешь… А теперь представь ситуацию: предположим, ОРБ, куда меня в свое время приглашали идти работать и куда я идти не захотел, нахватывает меня на какой-нибудь ерунде (на серьезном чем-нибудь взять меня гораздо сложнее, я ведь тоже опером был, и довольно неплохим). Ну вот, что им с этой ерундой делать? Ну, попрессуют в камере, потреплют нервы, а потом все равно придется передавать в суд, где все и развалится… Это если бы речь шла просто о таком вот прибандиченном пареньке Женьке Кондрашове… Но ведь подать-то можно все совсем по-другому: не просто Женька, а бывший капитан спецслужбы угрозыска, рядом с которым бывший капитан Советской Армии, выполнявший спецзадания на Ближнем Востоке, ныне криминальный репортер одной из крупных городских газет, вхожий во многие кабинеты…

– Какие кабинеты? – возмутился Серегин. – Какие спецзадания?

– Да не важно, – махнул рукой Женька. – Подавать будут все равно именно так… А когда узнают, что рядом со мной еще и бывший…

Кондратов вдруг осекся и нахмурился. Андрей немедленно переспросил:

– Бывший… кто?

– Не важно кто, – покачал головой Женя. – Найдут кого-нибудь из знакомых, чтобы пристегнуть. Ну хотя бы того же Серегу Челищева, несмотря на то, что мы его сто лет не видели… Представляешь, какая крутая банда получится?! Бывший капитан-мент, бывший капитан непонятно каких войск и бывший старший следователь по особо важным делам городской прокуратуры… Это уже будет не банда даже, это будет совсем полный «ого-го, пиздец!» – особо опасное сообщество с планами захвата Кремля… Представляешь, как кому-то отрапортовать красиво можно будет? За такую банду, будь спокоен, и ордена, и звания внеочередные, и должности хорошие получить можно… Что ты смеешься, придурок, я тебе серьезно все это говорю, безо всяких шуточек! Думаешь, я нашу Систему плохо знаю? В том-то и дело, что знаю ее я очень хорошо… – И Кондрашов сердито закурил сигарету.

Андрей положил приятелю руку на плечо:

– Ну не заводись ты так… Не можешь чего-то рассказывать – не надо. Я же к тебе не за информацией хожу… Точнее, не только за ней и не столько за ней… У нас в редакции принцип такой – журналист может задавать любые вопросы, а вот интервьюируемый сам решает, отвечать на них или нет… Слушай, а почему ты Челищева назвал бывшим следователем? Он что, уволился? Я очень давно его не видел…

– А ты не знаешь? – удивился Женька. – Я думал, ты в курсе, ты же с Челищевым ближе был, я-то с ним только через тебя познакомился… В общем, с Серегой какая-то странная «тема» пошла. В августе у него в квартире родителей зарезали… Неужели не слыхал? Тоже мне, криминальный репортер… В твоей же газете об этом писали…

– Мимо как-то проскочило, – пожал плечами Андрей. – Сводки-то каждый день приходят, на них никто уже и внимания не обращает… А родную газету полностью читает только тот, кто обозревает ее на летучке в понедельник, и обозреватель прочитывает только свою неделю… У остальных просто времени нет, да и желания тоже… Чукчи не читатели… Ужас какой ты рассказываешь, жалко Серегиных стариков… Я у них несколько раз чай пил, только давно уже… То-то я звонил пару раз Серому домой, а там никто трубку не брал… А за что их?

Кондрашов покачал головой:

– Там какая-то совсем непонятная история: разбой не разбой, вроде не взяли ничего толком… Я по ориентировке помню, нам тоже приходила… А потом вроде хлопца, который стариков кончил, закрыли, он на «уличной» сбежать пытался – его и грохнули с Божьей помощью…

– Значит, есть хоть какая-то справедливость на свете, – кивнул Андрей. – А с Серегой-то что?