– Как скажете, – качнул головой Андрей. – Может быть, я заеду за вами, и мы сходим в какое-нибудь кафе? Да, я совсем забыл сказать: у вас глаза в точности как у ренуаровской «Актрисы».
Лебедева засмеялась, тряхнула волосами, чуть вскидывая подбородок, и скользнула незаметно оценивающим взглядом по лицу и фигуре Обнорского. Видимо, увиденное ее не расстроило, потому что она открыла сумочку и достала оттуда визитную карточку.
– Договорились, ждите меня завтра в восемь вечера у моего дома – я в центре живу, на Рылеева, дом три… На всякий случай возьмите мою визитку… Было приятно познакомиться… А сейчас извините, но мне действительно уже пора ехать…
– Конечно, конечно, – закивал Андрей. – До завтра… У меня, извините, визиток пока нет…
– Это не самое страшное для мужчины.
Лебедева подарила еще одну улыбку, села в такси и уехала, оставив Андрея стоять в задумчивости на Дворцовой набережной.
У Серегина возникло весьма сложное впечатление от этого короткого разговора. С одной стороны, Ирина, безусловно, среагировала на пароль Барона, согласилась встретиться и поговорить, а с другой… С другой… Не очень-то походила она на безутешную вдову, только что похоронившую любимого мужа… Может быть, не так уж она и любила Барона, как ему казалось? Кстати, ее ведь и на кладбище не было… Может быть, она специально не пошла на похороны, чтобы не светиться? Такое объяснение, конечно, принять можно, но все же… И что там кадровичка говорила насчет третьего развода? Не многовато ли для женщины, состоящей в неофициальном браке с вором в законе? Хотя замужества ведь могли быть и фиктивными, для решения квартирных вопросов например… И все-таки три брака – это много… А что еще говорила бальзаковская блондинка? Что к ней зачастили мужики из ментовки… Ну, это-то как раз не самое странное, учитывая «профессию» мужа… И ведь она среагировала на пароль!..
Обнорский механически вертел в руках визитную карточку и так напряженно думал, что совсем не обратил внимания на остановившуюся чуть сзади него синюю «девятку», в которую быстро юркнул стриженый парень, не заходивший в Эрмитаж за журналистом. «Девятка» взревела мотором и рванула по набережной догонять такси, увозившее красивую женщину Ирочку Лебедеву…
А Серегин постоял еще немного, достал сигареты из кармана куртки, закурил и побрел неторопливо к своему вездеходу. Когда он свернул по Зимней канавке, от стенки у двери в Эрмитажный театр отвалился бугай, с которым Обнорский столкнулся в коридоре отдела кадров. Парень проводил журналиста холодными, застывшими какими-то глазами, сплюнул на асфальт, достал из-за пазухи радиотелефон и набрал на трубке комбинацию цифр:
– Алло! Виктор Палыч, это Гусь… Короче, нашли эту бабу… Ага, точно… Этот с ней базарил… Да, ребята посмотрят… Ага, сейчас еду… Только, Виктор Палыч, мне потом позарез к Доктору подскочить надо, он чё-то задурковал… Ага, еду…
Гусь сложил на трубке антенну, сунул аппарат в карман и не спеша направился к стоявшему прямо под знаком, запрещавшим парковку и остановку, темно-зеленому «BMW».
Обнорский еще не дошел до своего припаркованного у атлантов вездехода, а машина Гуся уже мчалась по набережной по направлению к Литейному мосту, обдавая брызгами из луж жавшихся к домам прохожих…
Всю первую половину следующего дня Андрей провел в библиотеке «Лениздата». Его интересовали все публикации, связанные с картинами Рембрандта, выставленными в Эрмитаже. Серегин даже сам себе не мог объяснить, зачем делает эту работу, – просто ему нужно было как-то убить время до вечерней встречи с Лебедевой. Кроме того, он хотел хоть как-то освежить свои скудные знания о великом художнике. Ну и совсем чуть-чуть Обнорский надеялся на то, что ему попадется какая-нибудь любопытная информация, которая поможет хоть что-то понять в странных словах умиравшего вора о похищенном из Эрмитажа холсте…
Его терпение было вознаграждено по-царски – в старых подшивках Серегин вычитал удивительную, если не сказать – невероятную, историю. Оказывается, одну из картин гения однажды облил кислотой какой-то маньяк, практически уничтоживший все написанное на холсте. Картина эта называлась «Эгина», а ее сюжет был посвящен одному из мифов о Зевсе. Миф гласил: однажды этот бог, если называть вещи своими именами, похитил и изнасиловал дочку какого-то царя. Эту дочку как раз и звали Эгиной, а картина изображала момент похищения… Андрей усмехнулся и подумал, что гражданин Зевс был, видимо, еще тем пряником – кого он только ни похищал и ни трахал… И никто особо не роптал и не жаловался… Хотя куда на Зевса пожалуешься?
Развеселившись от этих мыслей, Серегин продолжил листание подшивок и вскоре узнал, что реставрационные работы по картине завершились только в 1988 году, хотя акт вандализма произошел в 1985-м.