Аэрофобия 7А

Не обязательно сообщать Сольвейг с порога, что они незнакомы. В профессиональных кругах Клопштока знала каждая собака. Но не столько из-за его, надо признать, достойных уважения результатов лечения, сколько из-за удивительного коммерческого чутья. Он был не только онкологом, но и психотерапевтом, что оказалось очень полезным, потому что он мог лечить как органические, так и душевные расстройства своих часто смертельно больных пациентов. К тому же он владел одной из самых крупных лабораторий в городе и писал популярные медицинские бестселлеры с названиями типа «Метод Клопштока: победи рак в своей душе, и тогда душа победит рак».

– Мне очень жаль, – ответила помощница, – сегодня он в клинике на Курфюрстендамм.

Клопшток, который считал себя больше предпринимателем, чем врачом, имел несколько филиалов по всему городу, которые он высокопарно называл «клиниками», даже если они занимали один этаж какого-нибудь старого здания.

– Я могу ему что-нибудь передать?

– Нет, спасибо. – Фели хотела уже попрощаться, но, сунув руку в карман плаща за сотовым, натолкнулась на сложенный листок бумаги и передумала.

А, да ладно…

Раз она уже здесь, можно попробовать.

– Вы знаете этого мужчину? – спросила Фели и показала Сольвейг фотографию, которую ей дал аптекарь.

– Хм…

Помощница надела очки для чтения и с любопытством рассматривала листок с увеличенным черно-белым изображением. Качество так себе, но лучше, чем фотороботы, по которым полиция разыскивает хулиганов и прочих преступников, попавших на городские камеры видеонаблюдения.

– Таксиста? – Она ткнула в долговязого парня с худощавым лицом, которого Фели окрестила «студентом».

– Да.

Хотя ей показалось, что в глазах Сольвейг мелькнуло узнавание, помощница покачала головой и собиралась что-то сказать, как неожиданно снова появился Ливио.

– Посмотрите, моя дорогая Сольвейг, что я для вас собрал!

С обаятельной улыбкой он встал рядом с Фели, перегнулся через стойку и протянул помощнице врача букет хризантем.

– Немедленно поставьте их обратно в вазу у входа, – потребовала Сольвейг, на этот раз уже без улыбки.

Фели точно не знала, была ли ее неожиданная перемена настроения действительно связана с дерзостью пациента, или с фотографией, которую Сольвейг вернула ей, как только Ливио исчез.

– Сожалею, но я его не знаю. А сейчас мне нужно в лабораторию.

Сольвейг поставила на стойку табличку с надписью «Перерыв» и попрощалась.

– Хорошо, как скажете.

Фели услышала, как хлопнула входная дверь, за которой, вероятно, только что исчез Ливио. Когда она повернулась к стойке, Сольвейг уже скрылась в дальней комнате, и Фели оказалась одна в холле.

Ну и ладно, все равно уже давно пора домой, переодеваться.

Она убрала снимок обратно и хотела вызвать такси, но сотового в кармане не оказалось. Раздраженная, Фели обыскала все карманы одежды, но тщетно. Телефон исчез.

Неужели я оставила его в такси?

Нет. Она помнила, как, выходя, держала его в руке и сунула в карман.

Своего плаща.

Который она не снимала.

Ни на минуту.

Из которого ничего не выпадало – она бы услышала, тем более здесь, на паркете. А если бы телефон и выпал, то лежал бы сейчас под ногами, потому что это могло произойти лишь в тот момент, когда Ливио налетел на меня и схватил руками…

ЛИВИО!

Сердцебиение ускорилось, и она почувствовала, как в руке снова запульсировала боль.

– Проклятый мерзавец! – прошипела она, огляделась по сторонам и побежала к двери, за которой исчез пациент.

Глава 26

Матс

«Как по булыжной мостовой».

Еще одна фраза ведущего семинара по аэрофобии, пришедшая Матсу в голову, – сейчас, когда самолет пролетал над Атлантическим океаном через зону с «сильным боковым ветром», о чем пять минут назад командир сообщил пассажирам по громкой связи.

«Колебания крыльев самолета могут достигать высоты целого этажа старинного дома, это нормально».

Матс сидел пристегнутым в кресле гостиной зоны скайсьюта и внутренне боролся с ударными волнами, подбрасывавшими «эйрбас». Аэрофобия овладела им не так сильно, как он опасался. Причем его не столько успокаивала мысль, что оба крыла, в которых находилось – на минуточку – триста сорок тысяч литров взрывоопасного топлива, могли спокойно гнуться на несколько метров. Это по-прежнему был страх за дочь, который не давал ему с криком бегать по самолету или, судорожно дыша, лежать на полу скай-сьюта. И тем не менее…

Булыжная мостовая?

Ему, скорее, казалось, что огромные волны подхватили рыболовный катер и вот-вот сбросят его в глубокую бездну с самого высокого гребня. Конечно, он знал – чем быстрее движется тело, тем чувствительнее мозг реагирует на перепады высоты. Колдобина на дороге воспринимается по-разному в зависимости от того, проедешь ты по ней на скорости десять или сто километров в час. А их тахометр показывал почти тысячу!