Аэропорт

Он боялся только одного — что не донесут Андрея живым, а его самого сейчас наконец‑то пристрелят, и он не успеет передать такие «чумовые» фотографии.

Невозможно никаким образом подготовить себя к этому, если в тебя раньше никогда не стреляли, чтобы ты отчетливо понимал, что стреляют именно в тебя, и не одним патроном, не двумя, а очередью.

Если тебе повезло и, сидя в уютном и недорогом киевском ресторане или в неуютном и дорогом московском, ты не можешь вспомнить ничего подобного из своей жизни, то ты никогда не поймешь, что испытывал Алексей. Что испытывали эти два бойца, которые не бросили товарища, а тащили его до конца под градом пуль, а сами умирали на бегу.

Кстати, о снах. У Алексея, например, было стойкое ощущение, что они вовсе не бегут, а перемещаются замедленно, как во сне. Когда ты не только слышишь свист пролетающих пуль, но и видишь боковым зрением их медленный красивый полет, будто следишь за шлейфом от сверхзвукового истребителя высоко в небе...

Так в минуту крайней опасности, когда твоя судьба балансирует на проволоке удачи и никак не определится, жить тебе или умереть, все твои чувства обостряются настолько, что секунды бытия растягиваются, словно они последние в твоей жизни. И словно больше никогда ничего не будет, кроме этого завораживающего полета свинцовой пули у твоего виска...

Когда они, наконец, с разбега влетели в разбитое окно нового терминала и приземлились, кашляя, матерясь и задыхаясь, на грязном полу, заваленном битым стеклом, кусками бетона и арматуры, гильзами всех калибров и прочей ерундой, Андрей был мертв.

Над старым терминалом развевался украинский флаг. Алексею казалось, что он слышит, как хлопает на ветру это трепещущее желто-голубое полотнище, и звук этот отдается в его ушах колокольным звоном. Но колокол в этот раз звонил не по нему, а по бесшабашному, хоть и суеверному красавцу Андрею, которого ждала невеста. Ждала, ждала, да так и не дождалась.

Когда Алексей немножко пришел в себя, он сел на камни, опершись мокрой от пота спиной на кусок стены (через броник он не чувствовал ее ледяного холода), надел очки и стал прокручивать фото на экране камеры. К нему неслышно подошел командир, сел рядом на корточки, закурил и прошептал ему в ухо: «Я викликав «чайку». Вона прийде хвилин за десять. Забере двохсотих та трьохсотих.[36] Збирайся, дядя Льоша. Поїдеш з ними».[37]

— Я никуда не поеду.

— Поїдеш. Ти мусиш, хоча б заради того, аби один з нас двох лишився живим. Нiка помре, якщо ми обидва того...[38]

— Она тебе пишет?

— Так! Благае, аби я тебе вiдправив додому.[39]

— Хорошо. Так и будет.

Ни мертвым, ни живым в этот день, увы, не суждено было, увы, дождаться своей «чайки». «Чайка» Добермана по пути в терминал сгорела. Все внутри погибли, кроме него самого. Он выжил, потерял руку и попал в плен.

ГЛАВА IV.

АЛЕКСЕЙ-ФОТОГРАФ

Много всякого, брат, за моею спиной...

Владимир Высоцкий

17 ЯНВАРЯ 2015 ГОДА. КРАСНОКАМЕНСКИЙ АЭРОПОРТ

Накануне вечером юго-восточную часть нового терминала «полировал танчик», заглушил огневые средства гарнизона, проделал пролом в стене, куда сразу же полезли «тараканы». «Вымпел» (спецназ российского ГРУ) сквозь пролом пробился на третий этаж. Сепары и «чечены» (как их тут называли), числом до роты, не меньше, пошли в психическую атаку по залам первого этажа. Аллаху акбар! Пулеметные очереди из ПКМ и «Утеса». Продвижение. Аллаху акбар! И снова пулеметы и ВОГи. ВОГ в ближнем бою штука поганая, особенно прыгающий. При попадании в грунт подскакивает до метра в высоту и разрывается на уровне груди.

Два совершенно безбашенных киборга с позывными «Людоед» и «Чикатило» встретили их в оранжевом зале, подпустили поближе и покрошили пулеметным огнем в упор. Если бы нападавшие знали их позывные, они бы вообще никуда не полезли, но киборги не успели представиться.

Бандер наконец связался с Майком по мобиле и попросил огонь «Градами» или минометами прямо по захваченному углу здания — тонкая хирургическая работа.

— Внимание, через пять минут пойдут «сигареты», — ответил Майк. Это означало, что через пять минут — спасайся, кто может, от своего же «Града».

Бандер дал команду всем залечь за любые прикрытия — свой огонь на войне иногда пострашней чужого будет. Чикатило и Людоед подхватили свои ПКМы и отступили метров на пятьдесят.

«У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У!» — заработали «Грады» даже раньше обещанного. Русский танк Т-72 сгорел сразу же. Не успел ретироваться. Часть здания, где только что шел бой, и примыкающая взлетка превратились в кромешный огненный ад. Секции третьего этажа, ближе к пролому, куда прорвалась группа «Вымпела», перестали существовать. Весь юго-восточный угол словно затянуло в одну большую черную дыру.

Во время обстрела ночь успела сменить день, дым рассеивался уже в абсолютной тьме. Боевые действия прекратились. Ни сепары, ни «Вымпел» не подавали признаков жизни, не говоря уже о каких‑то тактических действиях. Из дымящихся руин еще около часа доносились стоны, но потом и они стихли.