Читаем Аэропорт полностью

Вошли врачи и медсестры. Алексея стали увозить. Он был в сознании. Ника держала его за руку до последнего. Перед тем как она отняла руку, Алексей улыбнулся ей, как тогда, в самый первый раз, ночью в кафе «Мафия» на Европейской площади в Киеве, а потом еще и подмигнул. Ника перешла в палату к мужу. Тот был без сознания. Ника беззвучно рыдала, уткнувшись лицом в матрас в ногах его кровати, стараясь не касаться раненых ног.

Через полчаса в палату заглянул профессор-хирург, попросил ее выйти в коридор.

— Простите, но я должен вам сообщить... — ровным голосом сказал он, выдавая свое волнение только тем, что теребил в руках очки. — Мы даже не успели начать операцию. Ваш знакомый умер. Обширный инфаркт. Мы боролись. Сделали все, что могли. Но... Похоже, что он совсем недавно перенес инфаркт на ногах.

Ника рыдала в голос, сидя в палате мужа. Степан пришел в себя. Увидел рыдающую жену и тихо прошептал:

— Нiкочко, не плач, я живий[200].

* * *

В двух километрах от терминала утром следующего дня из катакомб оперативного штаба украинской армии в серый свет холодного дня вышел генерал с охраной. По форме и вооружению он ничем не отличался от своей охраны. Посмотришь издали — обыкновенный солдат с автоматом на груди.

Начальник же охраны, ростом выше всех, наоборот, был одет в сверкающий белый маскировочный костюм и черную разгрузку поверх него. Отвлекающий маневр. Чем не мишень? Статный, выделяющийся на фоне остальных офицер тенью следовал за генералом. В составе группы были также фотограф и журналист, оба тоже военные.

Накануне ночью сепаратисты предприняли попытку прорыва в направлении Водяного в районе Краснокаменского аэропорта, но были рассеяны украинской артиллерией, «понесли большие потери в живой силе и технике».

Генерал, несмотря на протесты начальника охраны, решил своими глазами посмотреть на поле битвы, а заодно прогуляться по холодку. Когда генерал и его свита, меся подмерзающую местами грязь, шествовали по разбитому, в глубоких воронках шоссе по направлению к дымящимся в ста метрах от них бронемашинам, танкам и грузовикам вчерашнего противника, над их головами одна за другой просвистели две мины. Все пригнулись, встали на колено.

И один лишь генерал не шелохнулся. Потом, когда прилетели и взорвались уже ближе еще две мины, охрана бросилась занимать позиции в соседней лесополосе. Начальник охраны умолял генерала последовать за ними. Генерал спокойно, не повышая голоса, приказал ему отступить вместе с другими в кювет, — приказ, которого офицер не мог ослушаться. А сам остался посреди дороги. В полном одиночестве.

Журналисты и охранники лежали или сидели в лесополосе с оружием на боевом взводе, образовав нечто вроде полукруга. Генерал продолжал стоять посреди шоссе запрокинув голову к серому небу и закрыв глаза. Потом закурил. Еще две мины пронеслись над его головой и ухнули совсем близко, обдав охранников грязепадом из липких комков не вполне смерзшейся глины.

Генерал стоял словно глухой, словно он ждал, когда мина, наконец, прилетит к нему, и для него закончатся все тяготы и лишения воинской службы на таком высоком посту. И он больше не будет ни за что отвечать. Перед кем бы то ни было, а главное и самое невыносимое — перед собой. Но обстрел прекратился. Охрана и журналисты выбрались на дорогу, отряхнулись от грязи и пошли за генералом дальше. Остановились у подбитого танка Т-72. Рядом с ним лежали два черных как головешки, еще дымящихся трупа. Генерал постучал ладонью по холодной броне танка.

— Можем же, когда захотим, — сказал он вслух, похоже, сам себе. — Отступать больше не будем. Не имеем права. Если сунутся снова, для них теперь везде будет сплошной Аэропорт.

Журналист с блокнотом к этому моменту догнал генерала и услышал последнюю фразу.

— Что произошло в Аэропорту? — вдохнув поглубже морозный утренний воздух, осмелился спросить журналист. — Какая там сейчас ситуация?

Генерал остановился, безучастно посмотрел на собеседника и так же безучастно ответил:

— Ничего особенного в общей ситуации не произошло. Мы контролируем часть территории Аэропорта. Противник контролирует другую часть. Линия фронта сейчас проходит посередине. Если вы хотели спросить конкретно про [ред. — новый]

терминал, то, ввиду отсутствия целесообразности продолжать удерживать этот абсолютно разрушенный объект, наши воины организованно оставили его...

Орки зашли в терминал без выстрелов. Они забрали своих раненых и убитых и всех живых киборгов. Они не стали никого откапывать, потому что никто больше под руинами не стонал.

Над дымящимся терминалом до конца дня парили две стаи птиц: одна — большая черная, другая — маленькая белая. Они не кричали. Парили молча. Потом обе стаи разлетелись в разные стороны.

* * *

Алексей шел к берегу реки. На берегу, спиной к нему, сидела женщина. Он сразу узнал ее, даже не по рыжим волосам. Он бы узнал ее из миллиона. Тихо подошел сзади, хотел закрыть ей глаза ладонями, но она, словно знала, сказал ему: «Садись».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза