Афанасий Фет

Ты видишь, за спиной косцовСверкнула сталь в закате ярком,И поздний дым от их котловУпитан праздничным приварком.Лиловым дымом высь поя,За рощей тонет дня светило

И набежавших туч краяСтеклом горючим окаймило.Уже подрезан, каждый рядЦветов лежит душистой цепью,Какая тень и ароматПлывут над меркнущею степью!

В душе смиренной уясниДыханье ночи непорочнойИ до огней зари восточнойПод звёздным пологом усни!

Картина хорошо сделанной работы, принёсшей удовольствие и работникам (в их котлах «праздничный приварок»), и землевладельцу (его луг скошен аккуратно и ровно), — одновременно картина красоты: скошенные цветы ещё не превратились в «сено», но, упав ровными рядами, сохранили свою привлекательность. Последняя строфа, призывающая уснуть под «звёздным пологом» до «огней зари восточной», объединяет работников и хозяина как тружеников, детей природы и мироздания, которых укрывают звёзды и к которым придёт рассвет с востока.

Неожиданно сельскохозяйственный подтекст появляется в описании прихода весны в стихотворении «Пришла, — и тает всё вокруг...», первоначально опубликованном под названием «Весна». Динамическая картина заставляет вспомнить о вечном:

Нельзя заботы мелочнойХотя на миг не устыдиться,Нельзя пред вечной красотойНе петь, не славить, не молиться.

Стихотворение воспевает и «красоту», но, что удивительно, и «мелочную заботу», становясь своего рода психологическим автопортретом поэта — сельского хозяина.

РУССКИЙ ДВОРЯНИН

1869 год начался с продажи Тима. Имение, казавшееся золотым дном из-за «спасённой» благодаря знанию физики мельницы, оказалось не таким уж прибыльным. Мельница требовала ремонта, а имение — серьёзных капиталовложений, которые были для Фета невыгодными ввиду отдалённости Тима от Степановки; их хозяин не раз публично утверждал, что успешный землевладелец должен жить в своём имении. Переговоры о продаже велись осенью и зимой 1868 года, в результате Тим был куплен арендатором Аксёновым за 30 тысяч рублей. Фет считал, что имение изначально стоило гораздо больше, к тому же он уже вложился в его улучшение; но Аксёнов вступил в сговор с другими покупателями, и никто не предлагал больше. Однако объективно продажа Тима была прибыльным делом, потому что и само имение, и мельница при нём достались Фету дёшево. Сделка была совершена в Ельце, куда Фет отправился по только что проложенной поблизости железной дороге — как тогда говорили, «чугунке», окончания строительства которой он давно и нетерпеливо ожидал. «Чугунка» облегчала и перевозку зерна для продажи в других губерниях, и собственные перемещения; теперь супругам Фет стало намного проще и дешевле наносить визиты в Москву. Ближайшей к Степановке станцией была Змиёвка, оттуда Фет мог ездить в Мценск, Орёл и Курск.

Во время продажи Тима Мария Петровна ещё раз продемонстрировала преданность супругу. Дело в том, что Фет мог потерять право занимать земские должности — размер его владений теперь был меньше установленного имущественным цензом, и супруга решила ему помочь. 19 октября 1868 года она писала брату Василию: «Вы, вероятно, будете удивлены, я покупаю маленькое имение на свои собственные деньги за 7 тысяч 140 десятин. Во-первых, меня пленило местоположение превосходное, река, старые липы, от нас в 7 верстах. Но главная моя цель была, чтобы Фет имел ценз... жить в деревне и не иметь права голоса, это будет скучно для Фета. Сначала Фет был против этой покупки, а теперь очень доволен...»⁴⁶⁶ Имение Марьино оказалось ценным приобретением. Находясь поблизости от Степановки, оно помогло решить проблемы с кормами и соломой для лошадей, к разведению которых Фет подходил очень серьёзно. Когда Мария Петровна в ноябре 1870 года тяжело заболела, муж в свою очередь проявил о ней трогательную и самоотверженную заботу: помчался в Москву, привёз хорошего врача, щедро ему заплатив, и не исключено, что тем самым спас свою Доротею, поскольку при первом осмотре московский доктор давал пятидесятипроцентный прогноз на её выздоровление и ругал местных эскулапов, способных только ухудшить положение больной.