Аферист Его Высочества

Вообще, попасть на аудиенцию к председателю Государственного Совета непросто. И вдвойне непросто, ежели сей председатель – августейшая особа из царствующего дома. Однако великий князь Михаил Николаевич славился своей доступностью, и близ его дома на Миллионной улице, где располагался его двор, в неприсутственные дни с одиннадцати утра, то есть с самого начала времени для визитов, можно было заметить столпотворение карет, экипажей, колясок и даже крестьянских телег.

Сева Долгоруков записался на аудиенцию к Его Императорскому Высочеству третьим, после однорукого армейского капитана Каткова, все время сморкающегося в платок, и древней старушенции со смешной фамилией Филиппузина. Первый хлопотал о пенсионе по случаю получения увечья, а Филиппузина пришла хлопотать о своем внуке, корнете Григории Крамском, который в присутствии офицеров полка оскорбил ротного командира и был принужден оставить службу.

Капитан от великого князя вышел довольно скоро. Лицо его светилось благостью, из чего можно было заключить, что дело его увенчалось успехом. А вот старушенция задержалась у великого князя надолго. Посетители уже начинали роптать и наседать на секретаря в чине подполковника – дескать, сколько можно этой Филиппузиной отнимать время у Его Высочества, ведь и у них до великого князя имеются дела. Секретарь только пожимал плечами, но никаких мер не предпринимал. Выпроваживать посетителей или ограничивать их во времени было не в его власти.

Наконец двери апартаментов открылись, и Филиппузина, поддерживаемая под локоток великим князем, вышла. Она победоносно оглядела присутствующих и медленно покинула приемную, гордо вскинув голову. По всему было видно, что и ее вопрос был решен Его Императорским Высочеством Михаилом Николаевичем с положительным результатом.

– Пять минут, – тихонько сказал секретарю великий князь и скрылся за дверьми. Долгоруков, подошедший было к двери и остановленный секретарем, успел заметить, что лоб и лысина Михаила Николаевича сплошь покрыты крупными каплями пота. Верно, старушенция Филиппузина крепко его достала своими жалобами и перечислением всех своих старческих болячек, являющихся, по ее мнению, весомыми аргументами к тому, чтобы исполнить ее просьбу, и теперь Михаилу Николаевичу требовался хоть и кратковременный – пять минут, – но отдых.

По прошествии ровно пяти минут секретарь раскрыл перед Всеволодом Аркадьевичем двери апартаментов:

– Прошу вас.

Сева вошел. Тубус, который он держал в левой руке, завел за спину, чтобы Михаил Николаевич покуда его не увидел. Великий князь сидел за столом и пил сельтерскую воду. Подняв голову и взглянув на нового посетителя, воскликнул:

– Вы?!

– Я, Ваше Императорское Высочество, – ответил Всеволод Аркадьевич, как бы констатируя сей непреложный факт.

– Ну вы и… фрукт, – только и произнес Михаил Николаевич, во все глаза глядя на Севу, имеющего наглость заявиться к нему как ни в чем не бывало. И это после того, как он выудил у него двести пятьдесят тысяч за фальшивую картину!

– Я хотел бы, Ваше Императорские Высочество, принести мои глубочайшие извинения за инцидент, случившийся в Нижнем Новгороде, – потупил взгляд Долгоруков. – Поверьте: в том, что моя картина тоже оказалась подделкой, нет никакой моей вины. Совершенно, – добавил Сева. – Это обстоятельство и для меня явилось крайней неожиданностью.

– И что мне до ваших извинений? – произнес великий князь. – Вы думаете, я в них нуждаюсь?

– Я думаю, вы нуждаетесь в другом, – с некоторым пафосом промолвил Всеволод Аркадьевич и достал из-за спины тубус.

Увидев в руке Севы тубус, Михаил Николаевич на мгновение остолбенел.

Ему, конечно, приходилось встречать в жизни всяких нехороших людей. Но столь наглого и нахального гражданина, как этот Долгоруков, великому князю видывать еще не приходилось…

– Я поражен… – только и смог промолвить Михаил Николаевич.

– Чем? – живенько так произнес Сева и обезоруживающе улыбнулся.

Это было уже не нахальство. Это был верх наглости. Сейчас этот Долгоруков, надо полагать, предложит еще один «Портрет Карла V» работы Тициана…

– Тем, что… вы сейчас собираетесь мне предложить, – не сразу ответил великий князь. На его лбу и лысине снова выступили капельки пота.

– О да, вы, несомненно, будете поражены тем, что я собираюсь вам предложить, – радостно произнес Сева. – И, заметьте, совершенно безвозмездно. Дабы загладить тот инцидент, что произошел в Нижнем Новгороде. А собираюсь я вам предложить…

– Портрет Карла Пятого, – закончил за Долгорукова Михаил Николаевич. – На сей раз точно кисти великого художника Тициана.

Всеволод Аркадьевич с восхищением посмотрел на великого князя:

– Поражен, просто поражен вашей проницательностью, Ваше Императорское Высочество. Как вы верно изволили заметить, я намерен предложить вам настоящий портрет Карла V, написанный великим мастером живописи Тицианом Вечеллио. Оригинал, так сказать. Поверьте, отыскать его было весьма непросто…

– Ага, – с огромной долей сарказма произнес Михаил Николаевич. – Оригинал!

– Ага, – улыбнулся Долгоруков.