Афганские каскадеры

Анна проснулась по сигналу таймера, чего с ней не случалось уже давненько. Электронное табло показывает 06:15. Котов приедет к восьми, так что у нее будет время принять душ, позавтракать и неспешно собраться.

Козакова попыталась вспомнить посетивший ее предрассветный сон. Но, как это частенько бывает, иллюзорные видения распались прежде, чем просыпающийся к жизни мозг успел их надежно зафиксировать. Сохранилось лишь ощущение необычности увиденного, померкший образ какого-то волшебства…

Включила бра; свесив ноги на пол, уселась на краю огромной – размер King size – кровати, определенно слишком просторной для нее одной.

Мягко ступая босыми ногами по подогретому полу, облицованному итальянской плиткой, в одной ночнушке, надетой на голое тело, подошла к окну спальни. Приподняла жалюзи; за окном размытый дождевыми струями, смазанный предрассветным туманом, но в то же время такой знакомый, завораживающий вид на Москву-реку.

Надо же, она проспала почти десять часов… Давненько с ней такого не было; должно быть, сказалась накопившаяся за последнее время усталость.

Выйдя из спальни, пересекла огромную гостиную. Включила пультом-наладонником системы «smart home» дежурное освещение. В который уже раз подумала, что размеры этой квартиры – ее площадь около ста пятидесяти квадратов, – равно как и размер кровати в спальне, слишком велики для одного человека. Она любит эту квартиру, хотя не выбирала ее, не ломала голову над убранством, а получила – формально приобрела на свое имя в лизинг – в готовеньком виде, уже обставленную. Все здесь сделано с умом, со знанием дела: люди, занимавшиеся дизайном ее нынешнего городского жилья, вложили не только материалы, дизайнерские решения и деньги, но и душу.

Но как же ей здесь бывает одиноко; особенно ночью, когда приходится ложиться одной в эту огромную постель…

Анна прошла в кухню, пространство которой визуально увеличено за счет арки, соединяющей ее с гостиной. Выставила время для включения кофеварки. Запрограммировала также миксер, предварительно загрузив в прозрачный бункер несколько чищеных морковин из пакета. Достала из холодильника упаковку обезжиренного творога и несколько листиков салата. Это будет ее завтрак.

После непродолжительной по времени, но интенсивной разминки приняла контрастный душ. Облачившись в банный халат, прошла на кухню. Позавтракала, вымыла посуду; прихватив чашку со свежезаваренным кофе, перешла в гостиную. Там она забралась с ногами на кожаный диван, включила ноут. И тут ей вдруг вспомнился – как-то само собой, без дополнительных усилий, пришло откуда-то из глубин сознания – фрагмент предрассветного сна, казалось бы, уже забытого, потерянного ею.

Она вновь увидела величественную, захватывающую дух картину. Перед нею так отчетливо, контрастно, словно она видит это воочию, возник выдающийся далеко в сторону ущелья, ниспадающий от главного хребта к реке складками или огромными ступенями уступ горы. На довольно ровной осыпи, почти у самого берега, видна старая башня. Сложенная кем-то из крупных неотесанных камней, она смахивает одновременно на старинную сторожевую вышку и на минарет…

Где-то внизу шумит, бурлит, пенится вода, как это бывает на перекатах; в узком каменистом ложе ущелья ворочается неспокойная горная река. В лучах поднимающегося солнца тонкой черточкой вырисовывается переброшенный через ущелье канатный мост. Хорошо видна обширная часть противоположной стороны ущелья: уступчатые, с зазубринами и сколами, светло-серые склоны скал, испещренные какими-то темными, почти черными в лучах восходящего солнца точечками.

Как это часто бывает во сне, как-то само собой выяснилась локация этого места – она мимолетно, но отчетливо увидела надпись на пушту – د سليمان غر, da Sulaimān Ğar [32]

.

В верхней части башни-минарета подвешен колокол. Это обстоятельство показалось ей странным, ведь у мусульман, в отличие от христиан, не принято возводить звонницы. Минареты предназначены для муэдзинов, призывающих правоверных на молитву по пять раз в день. И еще как наблюдательные пункты, если дело происходит в неспокойных краях. Если бы она увидела на башне било, древний сигнальный инструмент, деревянный или металлический, по которому бьют палкой, то это бы ее, пожалуй, не удивило. Но колокол? В этих краях?

Ее восприятию были доступны даже некоторые детали. По нижнему краю отлитого из бронзы колокола идет узор, составленный из каких-то знаков, букв, символов – эта надпись не столько видна, сколько угадывается. Кто-то, остающийся невидимым для нее, тот, кто находится внизу, на другой площадке, натягивая веревку, раскачивает язык. По всему видно, что человек этот вкладывается в каждое движение, что он действует на пределе человеческих сил. Но этих его усилий все равно оказывается недостаточно. Каждый раз язык чуточку, буквально самую малость, не доходит до края бронзового колокола. И из-за этой малости все усилия звонаря, пытающегося разбудить округу ударами в колокол, оказываются тщетными – вокруг по-прежнему царит тишина.

Напряженная, предгрозовая, но – тишина.