Афганский осведомитель

Кирилл снова вспомнил застолье с парнями из «Каскада», потом почти неделю болела голова. После контузии врачи не советовали ни пить, ни курить какое-то время. Пил он крайне редко, а вот курить никак бросить не мог. Мысль о куреве заставила Кирилла потянуться за очередной сигаретой.

— Марков. Марков Кирилл Николаевич, — над толпой возвращающихся прозвучал знакомый голос.

— Я, — поднимаясь со своего «дипломата», недоуменно произнес Кирилл.

К нему, сильно прихрамывая, в выгоревшей на солнце хэбэшке шел Григорий Кочетов. С одной стороны на его груди были нашивки за ранения, а с другой кубари орденских планок. Марков слышал еще в госпитале, что офицеры, служащие в тыловых частях, так отделяют себя от штабных крыс, не нюхавших пороха.

— Григорий, — не веря своим глазам, тихо проговорил оперативник.

— Кирюха! — Офицер ураганом налетел на него и заключил в крепкие объятия, бормоча: — Я сейчас в наряде по аэропорту, от безделья просматривал списки возвращающихся в Союз. Читаю, Марков Кирилл Николаевич, думаю, ну не может же быть стопроцентное совпадение. Как ты, братишка?

— Давай лучше, Гриша, как ты? — улыбнулся Кирилл.

— А я полгода провалялся по госпиталям. За это время дали капитана, — Кочетов двумя пальцами указал на погон, где темно-зеленым цветом отливали четыре звезды. — За бой в мертвом кишлаке наградили «Красным Знаменем», после выписки предлагали должность коменданта военной станции «Орехово-Зуево». Отказался. Говорю, направьте лучше в Афган. Направили сюда в батальон охраны, опять же на должность командира роты. — Григорий подмигнул. — Ничего, как у нас говорят, за одного битого двух небитых дают. А у тебя как сложилась судьба?

— Выжил, — пожал плечами Кирилл. — В последнем бою попали в засаду, погибли Башибузук и Прохор.

— Я знаю, — тяжело вздохнул Кочетов. — О той вашей операции много говорили, называли авантюрой. Комбата выперли в Союз, да еще и с понижением в должности. А Евтушенко полгода назад сгорел в вертолете, проклятые «Стингеры».

— Я знаю. Рассказывали парни из «Каскада», — тяжело вздохнул Марков и тут же с виноватым видом добавил: — Ну а мне удалось выжить, вот, возвращаюсь.

— Э-эх, — спохватившись, махнул рукой Григорий, — нужно же за встречу хоть по пятьдесят граммов тяпнуть, а времени нет. — Капитан кивнул в направлении «Ан-12», к которому тянулась вереница отлетающих офицеров. — Борт никто не даст задерживать. Расписание как у электричек.

Кирилл молча открыл свой «дипломат», достал блокнот и шариковую ручку, что-то быстро черкнул и протянул вырванный лист Кочетову.

— Вот, Гриша, мой адрес, телефон домашний и рабочий, — проговорил Марков. — Даже если не буду уже там работать, ребята скажут, где меня искать. Городок у нас маленький, всего в двух часах езды на автобусе от Москвы. Вернешься в Союз, обязательно заскочи, посидим по-людски.

— Я-то заеду, — неловко усмехнулся Кочетов, — а жена против не будет?

— Жена? — переспросил Кирилл, под ложечкой неприятно засосало. Он вспомнил Лидию, а свою бывшую официальную жену Настю выбросил из памяти, из души, из сердца. — Не женат я, Гриша.

— Ну, тогда бывай, братишка.

— Бывай.

Мужчины обменялись крепким рукопожатием. Подхватив свой кейс, Марков пристроился за офицерами, возвращающимися домой.

Он шел усталым шагом, как человек с войны. Шел человек войны. Выкованный ею, закаленный и отмеченный ее клеймом. Клеймом, которое не сотрет ни время, ни водка, ни слезы, ни кровь…