Афинские убийства, или Пещера идей

Внезапно Крантор молниеносно поднялся, будто ему что-то до смерти наскучило: поза, другие сотрапезники или сам разговор. Его движение было так стремительно, что Гипсипил, ментор, больше всех похожий на Гераклеса Понтора своими округлыми, жирными формами, очнулся от вязкого сна, с которым он боролся с начала возлияний, и чуть не опрокинул на кристально чистого Эспевсипа чашу с вином. «А кстати, — мелькнула мысль у Диагора, — где Гераклес Понтор?» Его ложе было пусто, но Диагор не видел, как он встал.

— Все вы хорошо говорите, — сказал Крантор, растянув взъерошенную черную бороду в кривой ухмылке.

Он заходил вокруг лежавших сотрапезников. Иногда он покачивал головой и посмеивался, будто вся ситуация казалась ему очень потешной. Он заговорил:

— В отличие от вкусного мяса, поданного за этим столом, ваши слова нескончаемы… Я позабыл ораторское искусство, ибо жил в таких местах, где оно не нужно… Я знавал многих философов, для которых чувство было убедительнее речей… и знавал других, которых невозможно было убедить ни в чем, ибо они придерживались мнений, которые словами нельзя было ни высказать, ни осмыслить, ни доказать, ни оспорить, они лишь указывали пальцем на ночное небо, показывая, что не онемели, а погружены в беседу, подобную беседе звезд у нас над головами…

Он медленно шагал вокруг стола, но голос его помрачнел.

— Слова… Вы говорите… Я говорю… Мы читаем… Мы расшифровываем алфавит… И в то же время наш рот жует… Мы голодны… Правда?* [* Да. Очень, Крантор. Я перевожу твои слова, жуя мерзость, которую Некто соизволил налить сегодня в мою миску. Хочешь чуть-чуть попробовать?]Наш желудок получает пищу… Мы сопим и пыхтим… Вонзаем клыки в изогнутые куски мяса…

Вдруг он остановился и сказал, подчеркивая каждое слово:

— Обрати внимание, я сказал «клыки» и «изогнутые»!..*

[* Да, эйдетические слова этой главы, я уже заметил. Все равно спасибо, Крантор.]

Никто толком не понял, к кому из присутствовавших были обращены эти слова Крантора. Помедлив, он снова зашагал и заговорил:

— Вонзаем, повторяю, клыки в изогнутые куски мяса; и руки наши движутся, поднося ко рту винную чашу; и кожу нашу ерошат порывы ветра; и член наш вздымается, зачуяв красоту; и кишки наши иногда неповоротливы… и это проблема, не так ли? Признайся…*

[* Да, и это правда. Крантор, ты все угадываешь. С тех пор, как я здесь заперт, запор — одна из главных моих проблем.]

— Да уж, что правда, то правда! — Гипсипил подумал, что обращались к нему. — Я не испражнялся как следует с последних Фесмофо…

Возмущенные менторы заставили его замолчать. Крантор продолжил:

— Мы испытываем ощущения… Ощущения, которые порой невозможно описать… Но сколько слов покрывают все это!.. Как ловко мы заменяем ими образы, идеи, чувства, факты!.. О, а что за полноводная словесная река — весь этот мир, и как мы плывем по ним!.. Ваша пещера, ваш драгоценный миф… Слова и только… Я вам что-то скажу, и скажу словами, но потом я снова замолчу: все, что мы думали, что будем думать, что уже знаем и что узнаем в будущем, абсолютно все — это красивая книга, которую мы вместе пишем и читаем! И в то время, как мы стараемся расшифровать и написать текст этой книги… наше тело… что?.. Наше тело хочет чего-то… устает… усыхает… и в конце концов распадается… — Он сделал паузу. Широкое лицо растянулось в аристофановской улыбке маски. — Но… о, какая интересная книга! Какая увлекательная, и сколько в ней слов! Не так ли?

Когда Крантор закончил говорить, воцарилась полная тишина.*

[* Наверное, я сошел с ума. Я разговаривал с героем книги! Мне вдруг показалось, что он обращается ко мне, и я ответил

ему в примечаниях. Возможно, все это из-за того, что я долго сижу в этой темнице, ни с кем не общаясь. Но правда и то, что Крантор все время балансирует на линии, разделяющей выдумку и реальность… Точнее: на линии, разделяющей литературу и не литературу. Крантору все равно: правдоподобен он или нет; ему даже нравится изобличать окружающие его словесные трюки, как когда он подчеркнул эйдетические слова.]

Обрубок хвоста Кербера, следовавшего за хозяином, встал дыбом, и пес яростно залаял у его ног, показывая острые клыки, как бы вопрошая, что он теперь собирается делать. Крантор нагнулся, как нежный отец, который не сердится на маленького сына, отрывающего его от разговора со взрослыми, взял его в свои огромные руки и понес к дивану, как маленькую белую дорожную сумку, наполненную с одного конца и пустую с другого. С этого момента он, казалось, утратил всякий интерес к происходящему вокруг и принялся играть с собакой.

— Крантор использует слова, чтобы критиковать их, — заметил Эспевсип. — Как видите, говоря, он сам себе противоречит.

— Мне понравилась мысль о книге, в которой собраны все наши мысли, — проговорил Филотекст из тени. — Можно ли создать подобную книгу?

Платон коротко засмеялся.

— Как заметно, что ты писатель, а не философ! Я тоже когда-то писал… Поэтому могу легко отличить одно от другого.