Афоризмы

Наши языки словно сбились с толку: там, где мы хотели бы видеть мысль, они дают нам лишь одно слово, там, где требуются слова, мы встречаем многоточие, а там, где мы ожидаем многоточия, стоит непристойность.

F 499

Об особенной прелести, которую имеет переплетенная толстая тетрадь из белой бумаги. Бумага, не утратившая своего целомудрия и сияющая невинностью, всегда лучше, чем исписанная.

F 509

Самое интересное место в «Вертере» то, где он убивает труса.

P 512

Издатель повесил его in effigie[245] перед его же сочинением.

F 513

Язык возник из лепета ребенка так же, как французское парадное платье из фигового листка.

F 516

Человечество, как и человек, имеет свои ступени развития. Мы пишем для своих современников, а не для древних греков[246]. У меня возникает не только жалость, но и своего рода стыд за молодых людей, которые говорят о своем Гомере..., изучают своего Гомера, держат постоянно своего Гомера в кармане, а когда они должны обратиться к разуму и сердцу человека, то говорят так, что можно подумать, будто они изучали человека по «Беседам» Ланге[247]. Наша утонченность — не позор, мы принадлежим к более зрелому поколению. Истина, образование и улучшение человечества должны быть главными целями писателя. Если он их достигает, то средства, используемые при этом, для нас довольно безразличны.

Слово «простота» употребляют до отвратительности неопределенно. Вертел — прост, часы Гаррисона[248]

— просты и человеческий мозг также, и последний, по-видимому, — самое простое. Смешно судить о простоте какой-нибудь вещи, не принимая во внимание ее конечной цели. Это еще вопрос, так ли уж удачно писали столь прославленные древние поэты, как мы в этом сейчас уверены. Ибо вместо того, чтобы судить о них с точки зрения их публики, мы, заранее предполагая, что они постигали все точно, создаем их публику в своем воображении. В горячих рекомендациях древних, которые столь часто даются из желания рекомендовать самих себя, содержится безусловно добрая половина школьной традиционной болтовни, когда люди ни о чем не думают.

F 590

Острый ум — увеличительное стекло, остроумие — уменьшительное. Последнее же ведет к пониманию общего.

F 694

Случай создает не только воров, но также и людей, пользующихся всеобщей любовью, друзей человечества, героев. Внезапная мысль остроумца своим появлением больше чем наполовину обязана дураку, в которого она угодила.

F 722

Буря в горах, шелест дубового леса и серебристые облака — это все очень хорошие вещи, но новые образы — лучше.

F 725

...Многое не поддающееся выражению[249]

было бы вряд ли достойно выражения, если бы даже удалось его выразить...

F 735

Странно (и я замечал это всегда не без улыбки), что Лафатер в носах наших писателей находит больше, чем разумные люди в их произведениях[250].

F 776

Истина находит истолкователей во все времена, похвала из угодливости — лишь в течение одного года. Пиши поэтому мужественно и с открытым сердцем.

F 779

...Есть весьма великие незначительные писатели и весьма незначительные великие...

F 787

Вот то главное и почти единственное, о чем я просил бы своих читателей и чего они ни в коем случае не должны упускать из виду — моей единственной конечной целью было внушить им осмотрительность...

Если ты встречаешь человека с уродливой, противной тебе физиономией, то не считай его, бога ради, порочным, не удостоверившись в этом... Но я тебя хочу обучить одному ясному принципу физиогномики, это — физиогномика стиля. Если кто-нибудь говорит с тобой мужественной прозой Мендельсона или Федера[251], Мейнерса[252] или Гарве[253] и ты наталкиваешься на положение, которое кажется тебе сомнительным, доверься ему до дальнейшего, более подробного исследования. Напротив, если кто-нибудь говорит с тобой в восторженном тоне прорицателя[254] и при этом, спотыкаясь и заикаясь, лепечет дифирамбы, прилагая судорожные усилия, чтобы выразить невыразимое, не верь ни одному его слову, которого ты строго не проверил. Божьих посланцев в наше время уже не бывает. Если он не поклялся быть верным твоей простой мирской логике, гони его из дома до ближайшего исследования.

F 794

Чувство нередко многословно, разум краток. Основания для правки произведений и — nonum prematur in annum.

F 859

Никогда не противоречишь себе, если начинаешь что-либо писать, имея твердое мнение. Но даже при самом твердом мнении предмет можно осветить поверхностно. И если он тебе настолько хорошо знаком, что ты полагаешь, будто понять его может каждый, то употребляешь слова, которые тому, кого ты хочешь поучать, кажутся двусмысленными. Я прощаю господину Лафатеру то, что он находит так много противоречий в моем сочинении, и он не первый, который якобы обнаружил их там.