Читаем Афоризмы полностью

Афоризмы

Первый порыв человека бесценен, и следует знать, как извлекать из него выгоду.

CCXXVII

План ссылки меня на остров Святой Елены довольно стар; я знал о нем еще на Эльбе, но я полагался на честность Александра.

CCXXVIII

Наиболее приятным из всех условий, оговоренных с союзниками в 1814 году, было разрешение взять с собой некоторых из моих старых солдат, с которыми я побывал в стольких передрягах. А также я нашел людей, которых не пугает неудача.

CCXXIX

Хартии хороши, только когда они не статичны. Первое лицо государства не должно возглавлять партию.

CCXXX

Общественный договор в Европе был нарушен разделом Польши в 1772-м. Когда я появился на политической арене, система разделов была уже не нова. Баланс сил остается мечтой, о которой можно забыть до лучших времен. Александр будет обходиться с Польшей так же, как я обошелся с Италией, ибо у него есть власть; вот и весь секрет.

CCXXXI

Льстецы всегда почитали слабые правительства как благоразумные, подобно тому, как революционеры называют силу деспотизмом.

CCXXXII

Отречение короля — всего лишь ирония; он отрекается в тот самый день, когда его авторитет попирается.

CCXXXIII

В Москве весь мир склонялся к признанию моего господства; стихии разрешили этот вопрос.

CCXXXIV

Во Франции не может быть республики; преданные республиканцы идиоты, все прочие интриганы.

CCXXXV

Империя была только намечена, мне следовало расширять достижения своих органов власти, если бы я мог восстановить мир на континенте.

CCXXXVI

Ни одна корона со времен Карла Великого не была вручена с такой торжественностью, как та, что я принял от французского народа.

CCXXXVII

Я ненавижу иллюзии; именно по этой причине мир для меня был всегда реален, а не правилен.

CCXXXVIII

Евреи снабжали мою армию в Польше; я хотел вернуть им политическую сущность как нации и горожанам; но я обнаружил, что они годятся только для продажи старой одежды. Мне пришлось оставить в силе законы против ростовщичества; мирные жители Эльзаса были благодарны мне за это.

CCXXXIX

В русской армии я нашел только превосходную регулярную кавалерию; казаки обычно слишком рассредоточены. Пруссаки — плохие солдаты; английская же пехота творила чудеса при Ватерлоо.

CCXL

Как следствие великих событий, которым я был причиной, никто не удивил меня более, чем когда я увидел Фуше, цареубийцу и законченного революционера, министра Людовика XVIII, и депутата «небывалой» палаты[].

CCXLI

Я всегда считан постыдной для европейских монархов толерантность к существованию варварских государств. Будучи консулом, я общался по этому по воду с английским правительством; я предлагал войска, если они дадут корабли и амуницию.

CCXLII

Фердинанд VII находится у руля власти не благодаря своей храбрости и не по Божьей милости, а лишь по чистой случайности.

CCXLIII

Для своих кампаний я очень редко нанимал шпионов; я всегда действовал по наитию; верно угадывал, быстро передвигался, а удача делала все остальное.

CCXLIV

Я видал немало людей, которые считали мои указы невыполнимыми; иногда я объяснял, как бы я это сделал, и они признавали, что это проще простого.

CCXLV

В Европе сейчас два типа людей: одни просят привилегий, а другие им отказывают.

CCXLVI

Если бы я справился с коалицией, Россия осталась бы столь же чуждой Европе, как Тибетское царство. Таким образом я бы спас мир от нашествия казаков.

CCXLVII

Ничто не укрепляет войска более, чем успех.

CCXLVIII

Храбрецов следует искать не среди тех, кому нечего терять.

CCXLIX

Во время своей кампании 1814 года я не единожды думал, что для моих солдат нет ничего невозможного; они увековечили свои имена. Мои злоключения принесли мне славу.

CCL

Не роялисты и не разочарованные раз били меня: это сделали вражеские штыки.

CCLI

История моего правления прославит имя какого-нибудь нового Фукидида.

CCLII

Человеческий разум еще не настолько зрелый, чтобы правители делали что должно, а подчиненные — что хочется.

CCLIII

Что говорить о логике, когда миром правят штыки и здравый смысл не в справедливости, а в силе.

CCLIV

Общественное мнение когда-нибудь опровергнет софизмы моих клеветников.

CCLV

Я сделал Бенжамена Константа трибуном, я сместил его, когда он решил сыграть роль оратора: это было названо устранением, и название прижилось. Бенжамен силен в геометрии, по части теорем и заключений; а еще он великий памфлетист.

CCLVI

После памятного 13-го вандемьера я поступился своим республиканством на двадцать четыре часа в Париже, что стало очень назидательным для сторонников Бабефа и миссионеров, исповедующих религию фрюктидора.

CCLVII

Талейран и де Прадт хвалились, что это они привели к реставрации Бурбонов. Это простое бахвальство: реставрация была логичным следствием происходящего.