Агафья Тихоновна

— Да все как-то берет сомнение.

Тогда, наконец, его приятель сказал:

— Как это глупо, как это глупо! Да вы, сударыня, видите: он просит руки вашей, желает объявить, что он без вас не может жить, существовать. Спрашивает только, согласны ли вы его осчастливить.

А я не знаю, отвечать на это или нет, потому что ведь не сам Иван Кузьмич мне это сказал, а другой человек. И все же я осмелилась ответить, словно бы это спрашивает не он, а сам Иван Кузьмич.

— Я никак не смею думать, чтобы я могла составить счастие… А, впрочем, я согласна.

И вот его приятель соединил наши руки и сказал:

— Ну, Иван Кузьмич, поцелуй свою невесту. Ты теперь можешь это сделать. Ты теперь должен это сделать. Ничего, ничего, сударыня, пусть целует.

Тогда и он воспрянул духом, Иван Кузьмич.

— Нет, сударыня, позвольте, теперь уж позвольте!..

И поцеловал меня со спешки не в самые губы, но почти что… И взял за руку, и я даже не сразу смогла понять, что он сказал.

— …ясная ручка! Отчего это у вас, сударыня. такая прекрасная ручка?.. Да позвольте, сударыня, я хочу, чтобы сей же час было венчанье, непременно сей же час!

— Как, сейчас! Уж это может быть очень скоро…

Но Иван Кузьмич — подумал бы кто! — не согласился со мной.

— И слышать не хочу! Хочу еще скорее! Чтобы сию минуту было венчанье!

Надеваю венчальное платье — немного располнела, но, быть может, Иван Кузьмич это и любит? Есть хочется. Наверное, Иван Кузьмич тоже голодный… И надо уже выходить к нему, и сама не знаю, что со мной такое! Опять сделалось стыдно, и я вся дрожу! Выхожу в комнату, где он меня ожидал — а его нет.

— Да где же это он… Куда ж он вышел?

— Куда ушел Иван Кузьмич?

— Да он тут.

— Да где же тут?

— Да ведь он тут сидел в комнате.

— Да ведь нет его, ты видишь.

— Да ведь из комнаты он тоже не выходил — я была в прихожей.

Тут влетает его приятель, мы к нему:

— Ивана Кузьмича нет.

— Как нет? Ушел?

— Нет. И не ушел даже.

— Как же и нет, и не ушел?

Тогда я крикнула на улицу:

— Где Иван Кузьмич, никто не видел?

— Да они-с выпрыгнули в окошко.

— В окошко?..

— Да-с. Потом, как выскочил, взяли извозчика и уехали.

Трудно поверить, невозможно поверить, а я уже знала, что так оно и есть. И мало ли тому причин? Он привык жить один. Наверное, ему страшно было и думать о женитьбе. На всю жизнь, на весь век связать себя? Все кончено, все сделано, через минуту и под венец? Я ведь это понимаю… И главное — он боялся того, чего совсем не следовало бояться. Потому что я никогда не посмела бы его обидеть… Зову в окошко: «Иван Кузьмич! Иван Кузьмич!» Кричу уже: «Иван Кузьмич!» А на улице смеются. Вся улица покатывается. До сих пор все хохочут. «Вон невеста, от которой жених в окошко выпрыгнул!» Если бы он еще в дверь вышел. Вот же дверь!

Конец