Агасфер

Гораздо больше интересовала его совсем другая тема: Армагеддон, та последняя битва перед концом света, за которой, согласно преданию, последует Страшный Суд. Он говорил о кораблях, таящихся под водой и даже под вечными льдами, невидимых для электронного ока чутких систем перехвата; каждый из этих подводных кораблей оснащен шестнадцатью ракетами, а те, в свою очередь, несут по шестнадцать самонаводящихся атомных боеголовок, причем одной-единственной такой боеголовки достаточно, чтобы силой взрыва и теплового излучения уничтожить в огромном городе все живое, уничтожить основательнее, чем это сделал некогда Господь, проливший дождем серу и огонь на Содом и Гоморру. Во время Армагеддона, продолжал пророчествовать реббе Йошуа, полетят межконтинентальные ракеты, которые способны почти мгновенно поразить цель по другую сторону моря или океана, их атомные заряды не оставят, например, от горы Сион или священного Иерусалима ничего, кроме обугленного кратера, а радиоактивные осадки смертельно отравят людей, животных и даже землю до самого Нила с одной стороны и Евфрата – с другой. Таких ракет, добавил Равви с горечью в голосе, больших и поменьше, дальнего, среднего и малого радиуса действия, оснащенных ядерными боеголовками, насчитывается уже много тысяч, и вся эта дьявольская мощь находится в руках нескольких властителей, людей ограниченного ума, которые при всяком удобном случае громогласно заявляют, что этот огромный арсенал нужен им для защиты мира, ибо для мира необходимо равновесие взаимного устрашения; это означает, что если одна сторона может уничтожить противника десятикратно, то другая должна стремиться к двенадцатикратному потенциалу, чтобы пусть уже при последнем издыхании, но поразить врага ответным ударом. Эта убийственная гонка вооружений привела к способности уничтожить все живое, следовательно, от Великого Творения не останется ничего, кроме голой пустыни и далеких звезд. В своем стремлении к всемогуществу, сопровождаемом страхом перед себе подобными, человек посягнул на космические стихии, не умея ни управлять ими, ни контролировать их. Так Адам, созданный некогда по образу и подобию Божьему, превратился в дракона с семью головами и десятью рогами, во Всеразрушителя, Антихриста.

Вот о чем, по словам господина Агасфера, говорил реббе Йошуа. Факты, лежащие в основе высказанных им мыслей, известны Вам, дорогой коллега, не хуже, чем мне; впрочем, мы научились смиряться с ними, жить, по возможности вытесняя их из сознания. Господин Агасфер признал, что не удосужился спросить, откуда же такие сведения почерпнул Равви – от людей ли, снабдивших его соответствующей литературой, от экспертов или даже от специалистов, непосредственно причастных к делу; во всяком случае, Равви не имел возможности постепенно сжиться с нашим атомным веком, привыкнуть к тому безумию, которое стало казаться нам вполне естественным; столкнувшись со всем этим внезапно, по прошествии добрых девятнадцати веков, которые минули с тех пор, когда была пролита его кровь во искупление грехов людских, он испытал глубочайшее потрясение.

Многие задавались умозрительным вопросом, как бы повел себя Христос, что бы сказал он, вернись он сейчас на землю; возможно, и Вы, дорогой профессор, были в числе вопрошающих, несмотря на Ваши атеистические убеждения. По свидетельству Вечного жида, единственного человека, который может опознать реббе Йошуа и подтвердить его возращение, новое пришествие состоялось. Дан ли ответ на тот вопрос? Господин Агасфер полагает, что дан. Пусть косвенным образом, но на него ответил сам реббе Йошуа, а именно на Голгофе, там, где когда-то стоял крест. Они пошли туда после того, как Агасфер убедил Равви сменить грязное и разорванное одеяние на белый бурнус, который носят бедуины; там Равви, подняв очи к небу, внезапно воскликнул: Эли, Эли, неужели все оказалось напрасным – Нагорная проповедь и крестные муки? Агнец убит, но жертва не принята?

Потом он надолго умолк. Вокруг него начала собираться толпа – местные жители, туристы, паломники, среди последних была группа священников разных христианских вероисповеданий, каждый в своем конфессиональном облачении, и все они уставились на реббе, будто видели привидение, а одна молоденькая белобрысая и патлатая американка восторженно заверещала: «Doesn’t he look just like Jesus Christ?» [4] Равви, оторванный этим восклицанием от своих раздумий, растерянно поднял, словно благословляя, искалеченную стигмой руку, но снова опустил ее; толпа расступилась перед ним, и он ушел через образовавшийся коридор, причем странным образом ни один из фотоаппаратов не щелкнул, хотя они были у многих.