Агасфер из созвездия Лебедя

— По-моему, вы только и делаете, что вмешиваетесь, — проворчал геолог. — Так ведь?

— Совершенно верно, — согласился Фарст Кибел. — Теперь мне уже ничто не грозит. Я исключен из отряда космонавтов.

— И все-таки… За что же вас?

— Давным-давно, когда наша экспедиция обследовала побережье Средиземного моря, я подружился с одним молодым человеком. Разумеется, он не знал, кто я на самом деле, и пытался увлечь меня учением, которое распространял, бродя по стране с горсткой своих приверженцев-учеников. Мне нравились его одержимость и редкая в те времена бескорыстность. Этот человек был поистине не от мира сего. Только родиться ему следовало позднее. Да… Но так или иначе, власти предержащие довольно скоро поняли ту опасность, которая содержалась в его проповедях. Его схватили и приговорили к смертной казни. А я так привязался к нему, что забыл о долге разведчика, который ни при каких обстоятельствах не должен поддаваться чувствам. Другими словами, я решил спасти его. А чтобы не нарушить естественный ход событий, заменил его собой. Ведь казнь обязательно должна была совершиться.

— Вы дали себя казнить? — спросил Беглов.

— Не себя… Я принял облик того человека, вот физическое обличье и казнили. Потом вернулся на свой корабль, где был сурово осужден товарищами за вмешательство в земные дела. Впоследствии я понял, что серьезно изменил ход человеческой истории. Конечно, трудно предугадать, что было бы, не подружись я с тем человеком и не прими на себя его муки. Но у меня есть все основания полагать, что, спасая одного, я обрек на мучительную смерть многие тысячи. Так и случилось в будущем.

— Но вы не могли заранее знать об этом!

— Не мог… Но все космонавты-разведчики знают, что вмешательство в развитие иного разума, давление на него извне всегда безнравственны. И товарищи справедливо приговорили меня к тому, чтобы, оставшись на Земле в одиночестве, я собственными глазами увидел, что натворил, поддавшись однажды обаянию духовной общности.

— И надолго вы?..

— Трижды приходил срок, но за мной так и не прилетели. И вот я брожу по планете, накапливаю знания о человечестве и его природе. Мне нельзя задерживаться надолго на одном месте… Тогда возникает привязанность, вдруг исчезает чувство одиночества. Я вспоминаю, что приговорен к нему, не могу нарушить условия предпосланного мне наказания, и тогда заставляю себя идти дальше.

— Идти дальше… Но ведь нет никого, кто бы мог проследить за соблюдением этого жестокого приговора?! — вскричал геолог.

— А я сам? — услыхал Игорь Николаевич голос Фарста Кибела, и помполит будто увидел, как грустно улыбнулся он.

Наступило молчание. Крутилась невидимая в кассете магнитофонная лента. Молчали и Чесноков со своим ночным гостем. И вдруг голос Фарста Кибела произнес:

— Мне пора. Днем я получил сигнал. Кажется, срок мой кончился, и за мной прилетели. Пойду.

— Мне… Можно мне пойти с вами?

— Хотите проводить меня?

— Да… Если не возражаете.

— Хорошо. Только до палубы.

— Мы поднялись с ним наверх, — сказал Беглов, выключив магнитофон. На палубе была ночь. Фарст Кибел пожал мне руку. Потом, не мешкая, через фальшборт спрыгнул на лед. Во тьме смутно угадывалась его фигура.

— Прощайте, я ушел, — донесся снизу его негромкий голос. — Меня ждут. И помните: надо верить первому движению души. Оно всегда бывает благородным.

— До свидания, — ответил я невпопад и услыхал в ответ тихий смех.

Беглов умолк. Погладил ручку магнитофона.

— Что же дальше? — спросил первый помощник.

— Вот и все… Фарст Кибел ушел. Он двинулся в направлении Северного полюса.

— Что скажете? — спросил геолог.

Чесноков снял телефонную трубку.

— Мостик? — спросил он. — Четвертый штурман на месте? Пришлите его ко мне.

— Что вы хотите предпринять? — осведомился Беглов.

Когда молоденький паренек, постучав, вошел в каюту первого помощника, Игорь Николаевич попросил его принести судовую роль и документы матроса Феликса Канделаки.

Вернувшийся через несколько минут штурман был растерян.

— Вот судовая роль, — сказал он. — Но тут нет никакого Канделаки. И документов таких я не помню, у меня нет их попросту. И не было. Может быть, он из пассажиров?

Геолог и Чесноков переглянулись.

— Ну ладно, хорошо, — сказал помполит. — Идите. А судовую роль мне оставьте.

Едва штурман вышел, оба они склонились над списком экипажа.

— Вот здесь он был, — проговорил Игорь Николаевич и ткнул пальцем. Калугин Сергей Леонидович, потом шел Канделаки, затем, после него, Лучковский Евгений… Вот эти-то есть… А где Канделаки? Калугин — и сразу за ним Лучковский… Куда же исчез Канделаки?

Беглов улыбнулся.

— Ему удавались шутки и посложнее этой… Постойте!

Он метнулся к магнитофону и включил его. Они ждали минуту, другую, третью… Аппарат не воспроизводил никаких звуков.

— Если бы я сам не принимал от него документов, то подумал бы, что вы меня разыграли, — медленно и тихо произнес помполит. — Попробуем еще…

Он позвонил и вызвал к себе боцмана.

— Что вы скажете, боцман, об этом новом матросе? — спросил Чесноков. — Об этом Феликсе Канделаки…

Боцман недоуменно смотрел на первого помощника капитана.