Агасфер. В полном отрыве

– Прошу не перебивать! Да, я был с визитом у Лопухина в один из дней династического кризиса. И не отрицаю, что мы говорили о судьбе престола, рассматривали как вариант коронацию великого князя Михаила. Но клянусь вам жизнью своего внука, что я никогда не делал Лопухину не то что предложений – даже грязных намеков на сей счет. Я не могу объяснить, почему он возвел на меня столь тяжкий поклеп. И не могу, к сожалению, доказать, что ничего подобного не было: разговор был с глазу на глаз. Могу лишь задать вам вопрос, господин полковник: если бы я желал смерти Николаю – почему же первым из всего окружения забил тревогу и призвал к ложу больного государя толкового врача? Ведь именно рекомендованный мной профессор Попов поставил государю верный диагноз и начал правильное лечение! Оставим этот разговор, Владимир Николаевич. Пусть все идет своим чередом. Вы не верите мне и не хотите помочь. Если со мной случится страшное – вам придется жить с этим…

– Но почему же вы обратились именно ко мне, ваше высокопревосходительство?

– А к кому мне обращаться, милостивый государь? Уж не к полковнику ли Герасимову? – фыркнул Витте. – Я не только целеустремленный, но и весьма осведомленный человек, Владимир Николаевич. И я знаю о вашем честном отзыве на мою персону, который вы недавно подготовили по просьбе государя. Правда, он ожидал от вас кое-чего другого…

– Благодарю за искренность, ваше высокопревосходительство. И, если позволите, отвечу вам с той же искренностью. Я не разделяю ваших взглядов на переустройство русского государства. Кроме того, я русский офицер и принимал присягу своему царю и отечеству. И никогда не пойду против своего императора, чтобы я о нем не думал!

– Да кто же вас зовет на баррикады, Владимир Николаевич? – всплеснул руками Витте. – Боже упаси! Я просил у вас другого: защиты! Высочайшая милость – назначение меня главноуполномоченным на предстоящих мирных переговорах с Японией – последняя капля для моих убийц! Мир будет позорным для России, и вы не хуже меня знаете, что в Петербурге есть мощное лобби, добивающееся продолжения военных действий. Эти люди, как и Николай, убеждены, что я сумею добиться мира – причем на наименее позорных для России условиях. Меня предупредили, что вслед мне будет послан убийца – с тем, чтобы помешать передать в печать подготовленную монографию и сорвать подписание мира! Кстати говоря, монография пока не готова для печатания. Буду дорабатывать ее после поездки в Америку – если вернусь оттуда, конечно…

– Вы полагаете, что государь сделал свой выбор в вашу пользу, при этом ничуть не желая мира? Немного странно, вам не кажется, ваше высокопревосходительство?

– Это и называется политикой, господин полковник, – устало вздохнул Витте. – Одной рукой сделать то, что обязан сделать – даже против своего желания. А другой – заботливо сунуть палку в раскрученное собой же колесо… Между тем в вашей контрразведке работают профессионалы высокого класса, я наслышан о некоторых ваших делах, господин полковник. И, признаться, весьма сожалею, что в свое время был категорически против создания вашей секретной службы. Поверьте, я говорю сейчас об этом не для того, чтобы еще раз попытаться заручиться вашей помощью.

Лавров встал.

– Ваше высокопревосходительство, мне очень жаль, но… Если бы речь шла об угрозе вам со стороны иностранных агентов, то я счел бы честью оградить великого реформатора России от их преступных посягательств…

– Я понимаю вас, господин полковник, – Витте встал вслед за гостем. – Со внутренними врагами бороться вас никто не уполномочил. Да, вас просто не поймут. Простите, что отнял у вас много времени и просил того, чего не имел права просить… Я провожу вас…

Шагая к выходу вслед за хозяином дома через анфиладу[190] комнат, Лавров чувствовал немалые угрызения совести. По сути, он только что отказал в помощи тонущему в болоте – мотивируя это опасением запачкать рукава мундира…

Внезапно Витте остановился, прислушиваясь. И Лавров тут же услышал где-то неподалеку детский плач. Извинившись, хозяин распахнул боковую дверь, и Лавров увидел бонну[191]

с малышом на руках. При виде Витте малыш тотчас перестал плакать и разулыбался беззубым ротиком. Поправив малышу чепчик и проворковав что-то ласковое, Витте тотчас вернулся к гостю:

– Извините, господин полковник. Это мой внук, Левушка Нарышкин. У него режутся зубки – а я обещал своей дочери, проживающей ныне в Париже, непременно доставить ей сынишку. Благо есть оказия, и я еду через Париж. Прошу, господин полковник…

Дойдя до прихожей, Лавров принял шляпу и трость от камердинера и шагнул в предупредительно распахнутую им дверь.

– Прощайте, господин полковник! Рад нашему знакомству. Еще раз прошу простить за отнятое понапрасну время…

Лавров остановился в дверях и вдруг круто повернулся к Витте:

– Когда вы уезжаете, ваше высокопревосходительство?

– Послезавтра…

– Кто вас сопровождает?

– До Парижа – моя супруга и бонна. Без них, боюсь, мне не справится с внуком. Кроме того, я беру с собой камердинера и секретаря – они едут со мной в Америку.