– Ну, и славно! Ну, и славно, казаки! Думаю, предупреждать вас не надо – чтобы никому о том, что мы с вами тут говорили, ни словечка! Ни полслова! Все, братцы, по коням, как говорится! Кто на посту стоял – возвертайтесь, вахту достоять надобно. Подчаскам на караул не заступать – я распоряжусь. Из казармы – ни ногой! А чтобы не скучно было – вечером бочонок вина велю вам доставить. Ешьте, пейте – отдыхайте, словом!
Ровно в 11 часов адъютант, просунувшись в щель двери, тихо доложил:
– Генерал Бангерский, ваше высокопревосходительство…
– Зови, – кивнул атаман.
Голова адъютанта исчезла, и в распахнувшуюся настежь дверь неторопливо зашел Бангерский. Щелкнув каблуками, коротко поклонился и замер у входа.
Атаман поднял голову не сразу – сделал вид, что дописывает строчку. Потом отложил ручку, откинулся на скрипнувшее под тяжелым телом креслом и поднял на вошедшего сумрачный взгляд.
Семенов не любил Бангерского – сам толком не понимая причину сразу вспыхнувшей после его появления неприязни. Тот, видимо, чувствовал это и платил Верховному тем же – разумеется, тщательно маскируя свои чувства.
Наконец атаман кивнул, вяло махнул рукой на кресло напротив стола: садись, мол, раз уж пришел…
– Желаю здравствовать, ваше высокопревосходительство! – Генерал снял фуражку, пригладил рукой жидкие волосы и сел в кресло так, чтобы быть развернутым к начальству всем корпусом. Достал блокнот, приготовил карандаш – записывать указания Верховного.
Для атамана не было секретом, что после Октябрьского переворота подпоручик Бангерскис[94]
был мобилизован в Красную армию и направлен в составе батальона Красных латышских стрелков в Сибирь, на Восточный фронт. Там он при первой возможности перешел на сторону Белого движения, и после соответствующих проверок начал делать там карьеру. Проверки проверками, но перебежчиков атаман не любил и не доверял им – скорее всего, это и было причиной подспудной неприязни. Казалось бы, одно участие Бангерского в беспримерном каппелевском Ледовом походе должно было внушить к генералу доверие, а вот поди ж ты…– Здравствуй, Рудольф Карлович, – начал нелегкий разговор атаман. – Ты свой блокнот-то убери: приказ будет отдан секретный. Настолько секретный, что получишь ты его в устном виде…
Генерал нахмурился, тонкие губы сжались еще больше, превратившись в еле заметную линию. Однако промолчал и послушно спрятал приготовленный было рабочий блокнот в боковой карман.
– Личный состав Корпуса к выступлению готов? – поинтересовался Семенов.
– Готовность плюс три часа, Григорий Михайлович.
– То есть получить продпаек и вперед?
– Точно так, Григорий Михайлович. Однако ни задание, ни маршрут следования мне пока неизвестны…
– Сейчас узнаешь, – пообещал атаман, передвигая к генералу сложенную на нужном месте карту юга Забайкалья. – Места узнаешь?
– Разумеется…
– Завтра в шесть ноль-ноль по тревоге подъем, усаживаешь личный состав в поданный состав и начинаешь выдвижение в сторону станции Даурия. Но до нее ты, скорее всего, сразу не доедешь: разведка доносит, что сразу за Хада-Булаком, – атаман ткнул пальцем в точку на карте. – Сразу за Хада-Булаком партизаны попортили пути. Развинтили рельсы и раскидали шпалы. Приводишь чугунку в порядок и следуешь дальше. За Хада-Булаком, в десяти верстах, сам попортишь рельсы и устроишь грамотную засаду. Окопы в половину профиля, пулеметные гнезда – в общем, как положено. И ждешь. Через двое суток в сторону Даурии пойдут два броневика, один останется в Хада-Булаке для прикрытия тыла, второй двинется дальше. У разобранных тобой путей броневик остановится, солдаты с казаками начнут чугунку ремонтировать. Люди начнут прятать груз. Как только они закончат, нападаешь. В живых никого не оставлять! Понял?
– Не совсем, Семен Михайлович. Это будут наши солдаты?
– А какая тебе разница? Наши, не наши… Твое дело – четко выполнить поставленную задачу. Боеприпасов у твоих противников будет мало, так что активного сопротивления не будет. Выполняешь задачу, возвращаешься ко мне с докладом. Ясно?
– Теперь ясно, господин Верховный! Вы позволите мне высказать свои соображения?
– Ну, валяй, высказывай…
Генерал Бангерский снял и тщательно протер белоснежным платочком очки, двумя руками тщательно заправил тонкие заушники и вперил в атамана холодный взгляд.
– Хочу напомнить, ваше высокопревосходительство: прежде чем попасть в Белое движение, я был насильно мобилизован в Красную армию. Там было много моих соотечественников-латышей. Кое-кто ушел к белым вслед за мной, многие остались. Лично я ушел потому, что мне противно было выполнять приказы «красноперых». Они, знаете ли, заставляли стрелять в гражданских, пытать, отбирать последний хлеб. Я шел воевать, господин атаман. Я выполню ваш приказ, но хочу, чтобы вы знали: стрелять в своих противно и аморально. И я, простите, не вижу, чем Верховный главнокомандующий Восточной окраины России, отдавая подобный приказ, отличается от красных комиссаров!
– Пошел вон, чухня недобитая! – заорал Семенов, шаря по столу в поисках шашки.