Агасфер. Золотая петля. Том 1

Едва дождавшись, пока отработавший смену медперсонал устало разбредется по домам, Цепенюк серой тенью пробрался на вещевой склад и обшарил все ящики и шкафы. «Комиссарская» кожаная куртка обнаружилась в большой корзине, среди предназначенного для пропарки белья. Удостоверение читинского уполномоченного, его грозный мандат, украшенный печатями и росписями, а также небольшая пачечка бумажных денег были помещены главным врачом в заклеенный конверт и спрятаны в ящике стола. Там же нашелся и маузер с портупеей.

Проходить мимо такой добычи было никак нельзя! Завернув «кожан» со всеми причиндалами в старый халат, Цепенюк прокрался мимо спавшего у телефона дежурного, выбрался во двор барака и засунул свою добычу поглубже под крыльцо – справедливо полагая, что комиссарского добра завтра с утра непременно хватятся, и в бараке будет устроен грандиозный обыск.

Так оно и вышло: с утра в барак прибыли двое местных чекистов в неизменных «кожанах». Обнаружив пропажу, они устроили в больнице повальный обыск, перетрясли все белье и постели больных, увезли с посулами расстрела главного врача и дежурного доктора с санитарами. Заглянуть под крыльцо, как и рассчитывал Цепенюк, никто не удосужился.

Через несколько дней «залетный» чекист, не приходя в сознание, тихо отдал душу – то ли Богу, то ли вождю мирового пролетариата, как съехидничал Цепенюк. С его смертью усилия живых коллег по поиску причастных к дерзкой краже лиц поутихли, и через несколько дней чекисты и вовсе перестали появляться в бараке. Цепенюк выждал еще несколько дней и напомнил доктору об обещанной выписке. И уже к обеду «железнодорожные пролетарии» Чуйко и Лабазников, пошатываясь от слабости, покинули тифозный барак, унося с собой узелки с черными шинелями и хлебный паек на три дня, выданный им при выписке. Под крыльцо с ценным трофеем Цепенюк благоразумно решил заглянуть через пару дней, и уж, конечно, не средь бела дня.

Переночевали есаулы на полу холодного, как склеп, зала ожидания вокзала, а на утро отправились оформляться на «трудовой фронт», в железнодорожную контору.

Мельком просмотрев документы, кадровик уставился на ходоков в глубокой задумчивости. Вакансий на железной дороге в настоящий момент было немало, но требовались в основном рабочие по ремонту путей. Представить же двух объявившихся нынче «дохляков» с лопатами или тяжелыми кувалдами для забивания «костылей» в шпалы было никак нельзя. Вздохнув, кадровик наконец принял решение:

– Вот что, товарищи: «на лопату» вас ставить пока никак невозможно – слабые вы очень. Хотите – направлю обходчиками путей, хотите – дам работу в товарной конторе – ежели грамотные, конечно.

– А куда именно – обходчиками? – поинтересовался Цепенюк.

– На станцию Зима, к примеру: ближе к городу разве что Михайловка…

– Согласен. У меня там родня вроде осталась. И с голоду помереть не даст, надо полагать.

– Вот и хорошо. Ну, а ты, товарищ?

– А я грамотный. Согласен на бумажную работу в конторе, – неожиданно заявил Потылицын.

Выпросив у кадровика талоны на обеды в железнодорожной столовой и пару дней на окончательное выздоровление, есаулы покинули контору. Едва отойдя за ближайший угол, Цепенюк схватил товарища за воротник:

– Потылицын, ты что же это, сволочь?! Нам вместе держаться надо, ты забыл?! К золотишку спрятанному поближе! А ты?

– Пусти! Не могу, Цепенюк, прости! Мне солдатики эти, которых ты в пещере пострелял, каждую ночь, почитай, снятся. И чехи отравленные… Я ведь крещеный, Цепенюк! – прохрипел Потылицын. – Как хочешь, а я в Холмушинские пещеры больше ни ногой! И золота мне никакого не надо! Я бы лучше в попу сходил, к батюшке. Исповедовался бы, покаялся в грехах…

– Р-размазня! Баба! Тряпка! – оттолкнул товарища Цепенюк.

Плюнув, он повернулся и направился было прочь, скрипя зубами от ненависти. К батюшке он собрался идти, ага… А батюшка, про золото спрятанное услыхав, тут же в ГПУ побежит?

Резко повернувшись, он догнал Потылицына, обнял его за плечи:

– Ладно, брат: поступай как знаешь. Бог тебе судья! Давай-ка на прощанье в пивную завернем, водочки тянем и по-людски расстанемся, а?

– Водку с пивом за спасибо в заведениях не наливают, брат. Вшами тифозными платить собрался, Цепенюк?

– Это у тебя денег нету, а у меня, брат, есть! Раздобыл! Помнишь чекиста-комиссара в бараке? Я одежку-то его «попятил» и спрятал, а денежки забрал, – Цепенюк вытащил из-за пазухи свернутые в трубочку купюры, помахал ими. – Только вот что за деньги, чьи? Почем они тут идут? Это вот три «петеньки», ясно дело! «Катенька» одна имелась у комиссара дохлого. Керенки, сибирские рубли – понятно. Но больше всего каких-то кредитных билетов Дальневосточной республики[104]. Местных, стало быть… Ладно, трактирщик разберется! Пошли, Потылицын!

Цены нынешним деньгам офицеры не знали. Цепенюк, подумав, выложил на залитый пивом прилавок две местные кредитки из бумажника чекиста, и трактирщик, поморщившись, выставил две пары пива. За третью, сибирскую денежную бумажку, он расщедрился на шкалик скверной водки.