– Да мы понимаем, товарищ Блюхер! Горе – оно горе и есть. Был бы следующий экспресс завтра – не было бы разговора! Но расписание-то куда денешь? Через двое суток только следующий транссибирский! Это же всю систему оповещения по линии ставить в известность надо! С линии в Москву, в РВС доложат – не могут не доложить! Башку с меня снимут, если не доложу о чепэ! А нашего наркомвоенмора вы, наверное, лучше меня знаете: ему что дочурка ваша, что козявка досадная. Едете в Читу командармом – приедете арестантом. Оно вам надо, товарищ Блюхер? И дочурку не вернете…
– Тебя как зовут, друг?
– Ефимом. То есть ежели по паспорту, то Эфраимом, конечно…
– Что же делать, Эфраим? Выкинуть дите с поезда, как собачонку безродную?!
– Все устроим, товарищ командарм! Мы что, не люди? – зашептал охранник. – В Иркутске плановая стоянка полтора часа. Я с комендантом договорюсь – организуем сигнал о диверсии на путях. Пока туда-сюда, пока дрезину на сотню верст вперед сгоняют, пока на три раза все проверят – будет у нас шесть-семь часов! Гарантирую! И могилку к утру выкопают. И гробик сварганят – честь честью все будет!
Оглянувшись, охранник зашептал дальше:
– Хотите – попа найдем, отпевание организуем? Думаете, я не вижу, что супружница ваша того… Старорежимная бабочка, по всему видно. Крестится даже… Вы бы, кстати, предупредили ее насчет этого! Не дай Бог… Только если отпевание – то совсем тихо надо! И без супружницы, и без вас, товарищ командарм! Отвезут вроде как на медицинское вскрытие, в морг тамошний, а там и в храм. Могу лично проследить!
– Спасибо тебе, Эфраим! С отпеванием это ты перегнул, пожалуй. Не надо отпевания. Яму только поглубже распорядись выкопать. Очень прошу! – Блюхер отчего-то вспомнил ориентировку ГПУ. – Тут ведь, наверное, тоже люди голодают?
– А-а, вот вы о чем, товарищ командарм! – догадался охранник. – Не-ет, тут такого голодования, как в Центральной Расее, нетути. Могилку никто не потревожит! Но – как скажете! Насколько глубже копать?
– На пару аршинов. Все покойнее на душе будет…
Часть третья
Глава девятнадцатая
Русско-американская республика
(Чита, 1921 год)
Он пробился в высший эшелон красных военных командиров Гражданской войны с самых низов. И свою солдатскую карьеру Блюхер делал по-крестьянски старательно, с оглядкой на более высокое начальство и революционную сознательность. Беззаветно преданным большевистской идеологии он остался до конца жизни – однако военная командировка в Читу, встреча с Троцким, поездка в персональном пульмановском вагоне и смерть в дороге дочки, маленькой Зои, сделали Блюхера внутренне другим человеком.
Что-то в нем непоправимо дрогнул и со скрипом перевернулось. Еще после яростно штурма Перекопских высот, вынужденно «положив» там тысячи бойцов и десятки командиров, он с яростью выговорил командарму Уборевичу за преждевременность наступления и плохую подготовку операции. Не скрыл он своего недовольства и тем, что Уборевич отдал приказ о наступлении, не дождавшись полного позиционного сосредоточения 51-й дивизии, которой сам и командовал. Ничем не оправданная поспешность начала боевых действий Уборевичем не только не позволила достичь решающего превосходства над противником, но и привела к лишним жертвам. Больше всего потерь при этом понесла именно дивизия Блюхера.
Он писал ту докладную записку, смаргивая невольные слезы после того, как обошел поле битвы после ее окончания. Тому была причина: около двух часов он шагал буквально по трупам вчерашних товарищей, своих бойцов. Крестьянская осторожность удержала его от высказывания своего искреннего мнению командарму 1-го ранга Фрунзе по поводу категорического приказа пройти Перекоп любой ценой. У Фрунзе, он знал, выбора не было, а был приказ высших военных и партийных инстанций.
Ни после Перекопа, ни позже он не высказывал на людях критики в адрес командования – однако в узком кругу, белея глазами, Блюхер часто отпускал по поводу «иных стратегов» крепкие словечки. Играл желваками по поводу отобранной у него командармом Фрунзе победы: заслуженной награды он тогда не получил[114]
. Да и не желал получать, чувствуя свою вину перед мертвыми товарищами, словно слыша слезы и горестные вопли жен, детей и матерей погибших.…А в Чите нового командующего никто не встречал. Высадившись на дебаркадер станции с женой и всей командой привезенных штабистов, Блюхер ждал встречающих сколько позволяли приличия. Потом, скрипнув зубами, он посадил жену и свояченицу на извозчика, а сам повел своих штабистов по городу, который и сам видел в первый раз.