Отчёт о пяти сезонах исследования царского кладбища и сопровождающие его иллюстрации были закончены только в 1933 году, через три или четыре года после окончания раскопок. Том с описанием имел более шестисот страниц в длину, а иллюстрации и общий план захоронений расположились на двухстах семидесяти трёх листах. Вулли работал вместе с помощниками и щедро выразил благодарность мне и покойной мисс Джоан Джошуа. Мисс Джошуа была приятной пожилой леди, чей зонтик, увенчанный серебряной утиной головой, мы постоянно украшали бусинами из сердолика, когда его хозяйка приходила навестить нас в научно-исследовательских лабораториях Британского музея. Боюсь, финальный отчёт содержит неизбежные ошибки в некоторых деталях, но если бы мы проверяли и перепроверяли все наши утверждения, касающиеся как непосредственно раскопа, так и множества находок, рассредоточенных по разным музеям, работа могла занять ещё лет десять, а некоторые последующие труды наверняка бы не вышли вовсе.
Вулли привык работать на скорую руку, но он хорошо чувствовал, чем можно пренебречь, а что действительно важно. Хотя взятый темп и не позволял ему обращать внимание на все мельчайшие детали, никто другой не справился бы с полевой работой так блестяще.
Однажды мне довелось наблюдать, как Вулли воскрешал давно исчезнувший музыкальный инструмент. Он залил гипс в маленькие дырочки, в которых опознал отверстия, оставшиеся на месте сгнивших деревянных частей. Вулли описал этот эпизод в «Уре халдеев» следующим образом: «Так и с деревом. Оно исчезает без следа, но оставляет отпечаток на грунте, точный слепок, настолько чёткий и так передающий цвета, что можно по ошибке принять его за реальный предмет. Стоит тронуть такой слепок пальцем – и он разрушится столь же легко, как осыпается пыльца с крыла бабочки»[42]
.Я навещал Вулли в Лондоне, в его доме на Сент-Леонардс Террас. Далеко за полночь он сидел за работой и с невероятной скоростью писал чётким и логичным языком. Вряд ли мир увидит когда-нибудь столь же одарённого человека.
Глава 4
Ниневия
Нельзя представить себе место, более не похожее на Вавилонию, чем Ассирия – земля, расположенная на широте современного Багдада, в ста милях к северу от бутылочного горлышка, где Тигр и Евфрат сходятся и текут на расстоянии не более тридцати миль друг от друга. Главные города Ассирии, и Ниневия в том числе, вытянулись цепочкой вдоль быстрых вод Тигра, у самой реки или чуть поодаль. Считается, что древнее название Тигра, Идиглат, значит «стрела», и что назван он так по контрасту с безмятежным Евфратом, «спокойно текущей рекой», по-аккадски – «Пуратту».
Кроме всего прочего, Ассирия была ограничена с востока Загросом, мощной горной цепью, и из-за этого постоянно подвергалась вторжениям со стороны жителей гор, иранских мародёров. Чтобы выжить, стране приходилось постоянно держать оборону и всегда находиться в состоянии боевой готовности. Также Ассирия не могла существовать полностью самостоятельно: она зависела от плодородных полей Сирии, расположенной с запада. Такое положение вещей порождало агрессивные настроения, а бодрящий климат способствовал возникновению нации воинов, не склонных к сидячему образу жизни и соответствующим занятиям. Вавилония тоже боялась иранских набегов, но её границы не были столь уязвимы: чтобы добраться туда из Хузестана, требовалось проделать долгий путь, а в лежащем по соседству Лурестане население отличалось куда как меньшей густотой, чем в Загросе, граничившем с Ассирией.
Перед археологом стояла действительно сложная задача – выяснить, насколько сильно жители Ассирии отличались от просвещённых, набожных и мирных народов Вавилонии. Геродот совершенно справедливо отметил, что вавилоняне по природе своей были торговцами. Кроме того, Вавилония могла в основном сама обеспечивать себя зерном: интенсивное орошение позволяло его выращивать. Сеть каналов позволила стране замкнуться самой на себе и сформировала нацию интровертов, в противоположность Ассирии.