Агент на передовой

Сначала включи мозги, потом будешь разруливать кризис. Если верить Мойре, Флоренс подала рапорт об увольнении за четыре часа до выхода с нами на корт — возможно, это и была причина её ненормального поведения. Почему она уволилась? На первый взгляд из-за отмены операции «Розовый бутон», но не спеши с выводами. Медленно перечитав оба документа по третьему разу, я выхожу на лестничную площадку и, сложив ладони рупором, выкрикиваю:

— Ну-ка, все вышли! Сию минуту!

Мои подчинённые боязливо выползают из-за закрытых дверей. После разговора с ними я мысленно складываю кусочки головоломки — по крайней мере из того, что людям известно или чем они готовы поделиться. В понедельник утром, около одиннадцати, когда я был далеко отсюда, в мрачном Нортвуде, Флоренс известила Илью, что ей предстоит встреча с Домом Тренчем у него в офисе. По словам Ильи, вполне надёжного источника, эта перспектива вызвала у неё скорее озабоченность, чем радостное оживление.

В час пятнадцать, когда Илья наверху отвечал за коммуникацию, а остальная команда на первом этаже в кухне ела бутерброды и сидела в своих смартфонах, в дверях появилась Флоренс после свидания с Домом. Шотландка Дениз, следующая за ней в неофициальной иерархии, которая обычно подхватывала её агентов, когда Флоренс была занята или в отъезде, озадаченно сообщила мне:

— Она стояла на пороге, Нат, очень долго, и таращилась на нас так, словно мы все сумасшедшие.

— Она что-нибудь сказала?

— Ни слова, Нат. Просто смотрела.

Из кухни Флоренс поднялась к себе наверх и закрыла за собой дверь, а «через пять минут, — это уже снова Илья, — вышла с пакетом из супермаркета, куда положила шлёпанцы, фотографию покойной матери с рабочего стола, кардиган, который надевала, когда отключали отопление, и всякие девичьи штучки-дрючки из выдвижного ящика». Как Илье удалось разглядеть такую коллекцию в одну секунду, мне не очень понятно, так что делаем скидку на художественный вымысел.

Она расцеловала меня по-русски, троекратно, — Илью так и распирало, — потом ещё обняла и сказала, что это за всю команду. Я её спросил: «А что случилось, Флоренс?» — помня, что нельзя называть её Фло. И она ответила: «Ничего особенного, Илья. Просто корабль захватили крысы, и я соскочила на берег».

Вот такими, за неимением других свидетельств, были её прощальные слова. Она переговорила с Домом, написала заявление об уходе, вернулась в Гавань, собрала пожитки и примерно в 15.05 вышла на улицу уже безработная. А через несколько минут в зелёном конторском микроавтобусе приехали два молчаливых представителя службы внутренней безопасности — не крысы, захватившие корабль, а «хорьки», как все их называют, — вынесли её компьютер и стальной шкафчик, по очереди допросили всех членов моей команды, не передавала ли им Флоренс что-нибудь на хранение и не обсуждала ли с ними причины своего ухода. И, получив необходимые заверения по обоим пунктам, опечатали её кабинет.

* * *

Призвав всех вернуться к текущей работе (пустая надежда), я выхожу из здания, сворачиваю в боковую улочку и, пройдя в хорошем темпе минут десять, устраиваюсь в кафе и заказываю двойной эспрессо. Дыши размеренно. Выстраивай приоритеты. Я звоню Флоренс на мобильный… а вдруг? Мёртвый номер. А её автоответчик на домашнем телефоне в Хемпстеде огорошивает меня презрительным мужским голосом молодого аристократа: «Если вы звоните Флоренс, то она здесь больше не живёт, так что проваливайте». Я набираю номер Дома, но отвечает Вив:

— К сожалению, у него весь день встречи, Нат, одна за другой. Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Боюсь, что нет, Вив, спасибо. А эти встречи, одна за другой, у него в рабочем кабинете или рассредоточены по всему городу?

Она пытается уйти от прямых ответов? Ну конечно.

— Дом не принимает звонки, Нат. — И тут она просто отключается.

* * *

— Нат, дружище. — Дом изображает предельное удивление, используя моё имя как оружие (его новая манера). — Всегда рад тебя видеть. У нас назначено? Может, завтра? Если честно, я по уши в делах.

В доказательство сказанного его рабочий стол завален бумагами, и это только подтверждает мою догадку, что он всё утро ждал моего появления. Дом, как известно нам обоим, не из тех, кто идёт на открытую конфронтацию. Его жизнь выстроена как лавирование между проблемами, которые он не в силах решить в открытую. Я опускаю щеколду на двери и сажусь в кресло для важных посетителей. А Дом остаётся сидеть за столом, погруженный в деловые бумаги.

— Ты не уйдёшь, да? — спрашивает он после затяжного молчания.

— Если ты не против, Дом.

Он берёт с подноса очередную папку и погружается в её изучение.

— Жалко «Розовый бутон», — говорю я, выдержав приличную паузу.

Он меня не слышит. Весь погружён в чтение.

— И Флоренс тоже жалко, — размышляю я вслух. — Потеряли одного из лучших специалистов по России. Можно взглянуть на отчёт? Он, случайно, не здесь?

Дом по-прежнему весь в бумагах.

— Какой отчёт? Ты о чём?

— Отчёт подкомитета Казначейства. Где сказано про непропорциональные риски. Можно мне его прочитать?