Агент Низа

– Надо думать, ты собираешься вернуть мне свободу, выдать компенсацию за моральные потери и предложить место представителя при ООН, – сказал Вурдалак.

Однако Бандальеро не дал себя спровоцировать.

– О компенсации и ООН поговорим позже, – сказал он, – сейчас мне нужна консультация, касающаяся некоторых сверхъестественных способностей…

– А если я откажусь?

– Не советую!!

– Может, переведешь меня в общую камеру? Или на свежий воздух в каменоломни? Изволь!

Первосвященнику было не до шуток.

– Не перетягивай струны, Кайтек! Ты прекрасно знаешь, что если я потеряю терпение, то в любой момент могу нажать кнопочку.

– Серьезно? А где она?

Диктатор бросил взгляд на письменный стол и замер. Коробочки не было. Точнее говоря, ее держала рука, торчащая из деревянной панели. Рука в такой позиции напоминала роскошную ручку от сливного бачка с той разницей, что была живой.

– Что это значит?! – дон Хуан двинулся было к наглой лапе, но та кинула коробочку поверх его головы и Оборотень ловко схватил ее пастью. Часовые, наблюдавшие за жонглированием с террасы, столпились у пуленепробиваемой двери, а их расплющенные о стекло носы приводили на память группку детишек у витрины магазина с игрушками или шеренгу пожилых мужчин в порно-кабаре.

– Подумай как следует, прежде чем сделаешь следующее движение, Хуан Бандальеро, – сказал Вурдалак и одним махом сорвал кандалы, словно они были бумажными. – Пришел твой час…

Диктатор подскочил к столу, в крышку которого были вмонтированы автоматы, способные стрелять в три стороны комнаты, но Мефф Фаусон окончательно проник сквозь стену и схватил Бандальеро за пернатый воротник мундира. Золотистый монокль выпал из всевидящего ока и покатился по инкрустированному паркету. Первосвященник обмяк, словно пойманный в капкан тапир, а болельщики часовые принялись аплодировать.

– Живыми вы отсюда не уйдете, – бормотал тиран.

– Избитая поговорка, – скрипнул зубами Оборотень, приближаясь к самодержцу.

– Чего вы хотите? Власти, денег? – неожиданно тонко запищал Новый Кортес.

– Мы хотим лишь спокойно покинуть твой заразный закуток, – сообщил Мефф, – а ты будешь нас сопровождать в качестве прикрытия. Пусть команда могильщиков освободит террасу. Вертолет я поведу сам…

– А какие у меня гарантии?..

– Никаких, – твердо сказал Кайтек, – но в противном случае ты умрешь сейчас же. Если б мы были идеалистами, то, быть может, потребовали твоей отставки, торжественного порицания кортезианизма и освобождения невольников… Но мы не идеалисты. Мы профессионально творим зло, хотя и менее отвратными способами, чем ты…

– И позволите мне вернуться?

– Отдай приказ!

Диктатор на полусогнутых ногах подошел к интеркому. Терраса опустела. Минутой позже отворились броневые двери. И почти тотчас же затарахтел мотор.

– Adios, Cortezia… [33] то бишь, Трапезия! – поправился Фаусон.

Никто не мешал им улетать. В воображении Меффа уже рисовались картины лихорадочных совещаний иерархов, ежечасно меняющие смысл коммюнике, расслабление в гарнизонах и, наконец, всеобщее ликование по всей стране, которой, хоть и был он сатаной, Мефф желал хотя бы краткой передышки.

Когда они покинули территориальные воды, судьба деспота свершилась. Зубы Вурдалака отыскали его сонную артерию, медленно разгрызли ее не нарушая гортани, так что крики гибнущего диктатора долго еще сплетались с гулом двигателя. В свои последние минуты Бандальеро сначала впустую призывал бога, потом извергал проклятия, наконец ослабленный потерей крови, принялся бормотать какие-то стишки об индейце Монтесуме и боевом вожде Кортесе.

– Я сосу эту пакость сознательно, – сказал Оборотень, и в его голосе прозвучало нескрываемое отвращение.

Еще три дня назад Фаусон ошалел бы от тревоги. Сейчас же он думал исключительно о двигателе, рулях и высотомерах. Металлический холод все глубже охватывал органы его чувств. Ощущение, которое описать трудно. Что-то вроде дерматина, искусственной кожи, кожимита понемногу заменяло ткани, мышцы, всю нервную систему специалиста по рекламе. А запах крови, заполняющий кабину, казался сладким, упоительным, вкусным.

Тело Бандальеро они сбросили в океане. Оборотень выцарапал на груди трупа свой родовой знак, чтобы, как он сказал, акулы знали, кого благодарить за презент. Вертолет бросили в пальмовой роще на берегу красочного, чрезвычайно похожего на другие, островка, которыми так богато Карибское море. Пешком добрались до городка, откуда вскоре рейсовый самолет унес Фаусона в Майами. Вурдалак испарился по дороге, направившись в тот уголок мира, где должен был спокойно ожидать дальнейших указаний.

Утренние газеты не принесли ничего сенсационного из Кортезии.

– Долго им тайны не удержать, – усмехнулся Фаусон.

В полдень, просматривая дневные выпуски ТВ, он испытал шок. Через спутниковую связь шла прямая передача из Пунта Либертад. Приношение кровавых жертв по случаю открытия новых детских яслей. Церемонию почтил присутствием сам Первосвященник.