Агент полковника Артамонова

— Вы ищете хан? Вот он. Но вы лучше туда не ходите. Все комнаты заняли инженеры.

— Турецкие?

— Не.

— Французы?

— Не, — отвечал односложно, как дети заставляют взрослых отгадывать загадки.

— А кто же?

— Ну, которые, как турки, бьют нас палками.

— Понятно, англичане.

— Да-да! В хане и лошадей негде ставить. А сено может вам продать мой отец. Сейчас я узнаю.

— Тебя-то как звать?

— Георгий.

— А фамилия?

— Денков.

— Ну, беги, Георгий Денков.

И мальчишка убежал.

Постоялый двор действительно был забит иностранцами. В нескольких верстах от Тырново они руководили работами по восстановлению крепости, которая была до основания разрушена лет тридцать назад. На западной окраине города возводилось укрепление. Зачем оно туркам, могли ответить английские инженеры.

В ходе уточнения топографических карт экспедиция посещала уже третий город, и везде на его подступах велись инженерные работы.

Да, топографические карты, отпечатанные в Париже, нуждались в основательной переработке. Когда русские войска опять подойдут к Дунаю — а это после Крымской войны, в чем был убежден капитан Артамонов, обязательно произойдет, — потребуются не только в штабах, но и в батальонах и батареях карты со всеми изменениями на местности. Прежде чем пойдет пехота и кавалерия, артиллерия должна будет поработать там, где сейчас усердствуют англичане.

Николай Дмитриевич размышлял, имея опыт офицера Генерального штаба. Не случайно его из числа многих претендентов отобрал для выполнения особой миссии профессор Обручев.

Николай Николаевич Обручев представил капитана Артамонова военному министру генерал-фельдмаршалу Милютину.

— Этот офицер, — сказал профессор, — наиболее подходит для работы в Турции. У него, как я уже не однажды убеждался, острый глаз и гибкий ум, склонный к анализу явлений.

Профессор Обручев выразил свою мысль в манере римских ораторов, того же Цицерона. Военный министр, сам будучи профессором Академии Генерального штаба, его прекрасно понял.

Дмитрий Алексеевич Милютин и Николай Николаевич Обручев, старые друзья и единомышленники, оскорбленные поражением России в Крымской войне, когда Англия и Франция заставили Россию подписать унизительный мир, готовили реванш — во что бы то ни стало взять Константинополь, утвердиться на берегах жизненно важного для нашего Отечества выхода в Средиземное море.

Их стремление, зная мнение обоих, горячо разделял капитан Артамонов. Для него даже само слово «Стамбул» вызывало брезгливую мину. Каждому славянину известно, что Константинополь веками питал славянскую цивилизацию идеями добра и справедливости. Поэтому в русской офицерской среде все настойчивей раздавались призывы: «Даешь Константинополь!»

Как-то раз Николай Дмитриевич, будучи с невестой в офицерском собрании, от нее услышал: «Коля, ведь в Турции избегают произносить слово „Константинополь“, как будто его нет». — «Зато он есть в сердце каждого русского офицера», — ответил капитан, как отвечал бы на экзамене по офицерской этике.

Евгении Михайловне ответ понравился. Она тоже была патриоткой-славянофилкой. Рассказала отцу, что ответил ей жених, и Михаил Игнатьевич Пчельников, этот чиновник высокого ранга, верный идеям объединения славян, сказал: «Я твердо верю, Николай войдет в Константинополь победителем».

Вспомнив этот эпизод, Николай Дмитриевич невольно усмехнулся: до поверженной столицы Оттоманской империи еще так далеко, а ночлег в Тырново надо было искать сейчас.

Не сразу, но ночлег нашелся. Мальчишка, который побежал к отцу спрашивать, продаст ли он сено, оказал добрую услугу.

Для верности, чтоб отец мальчика согласился продать сено, Константин Фаврикодоров шепнул: «Запомни, Георгий, эти дяди от деда Ивана».

— Русские? — обрадовался мальчишка. — Русским мой отец обязательно продаст.

Отец Георгия сделал больше. Он не только почти задаром отпустил сено, но и предложил ночлег для всей экспедиции, а для лошадей — уютную конюшню. Во двор загнали кибитки.

— За имущество не беспокойтесь. На ночь я спускаю псов, — заверил гостеприимный хозяин. Внешне он мало был похож на болгарина: светло-русый, голубоглазый. В нем четко проглядывало что-то восточно славянское.

Хозяйка, средних лет миловидная шатенка, приготовила ужин: кукурузную кашу на сливочном масле. Насквозь промокшие геодезисты ели обжигающе горячую кашу, хвалили хозяйку:

— Такой мы и дома не едали.

Знаток кулинарии Хоменко показал свою осведомленность:

— У нас в Приднестровье эта каша называется мамалыгой.

Хозяин с гордостью ответил:

— Мой дедушка родом из Приднестровья. Попал к туркам в плен. Перевозил через Дунай суворовских лазутчиков. Лазутчики попали на засаду, с ними был мой дедушка-лодочник. Русские отбивались до последнего вздоха. Там и легли под турецкими ятаганами. Вместо плена русские предпочли смерть. Царство им небесное.

Хозяин перекрестился, как в России крестятся православные — тремя перстами.

— А как же ваш дедушка в живых остался? — заинтересованный рассказом, спросил Чикутин.