Агент возмездия

– Подумайте, я не стану разговаривать с Алябьевым, не заручившись вашим согласием. Что касается денег, то в вашем случае глупо от них отказываться. К тому же Барсуков должен быть наказан по полной программе. Безнаказанность рождает новые преступления. Раз уж он так сильно любит деньги, то должен потерять все, что имеет. Неужели вы со мной не согласны?

– Не знаю, возможно, вы и правы. Полина, вы столько всего на меня обрушили. Я должна все хорошенько обдумать.

– Конечно, – сказала я.

Телефонный звонок заставил Веру выйти из комнаты. Оставшись одна, я тут же достала из сумки мобильник и перефотографировала Мишину фотографию. Прошкина вскоре вернулась, мы с ней обсудили кое-какие детали, затем попрощались. Я поднялась на этаж выше, надела для пущей важности очки в роговой оправе со стеклами без диоптрий и позвонила в сорок седьмую квартиру.

– Пришла, не обманула, – обрадовалась бабуля и широко распахнула передо мной дверь. – Проходи, поговорим наконец-то.

Переступив через порог, я достала из сумки красные «корочки», не раскрывая, сунула их под нос бабе Наде и сказала суперофициальным тоном:

– Я – адвокат Веры Ивановны Прошкиной. Значит, так, гражданка Коршунова, я пришла уведомить вас, что моя клиентка намерена обратиться в суд для защиты своей чести и достоинства.

– Какой чести? Какого достоинства? Да она отродясь не знала, что это такое! – возмущалась старушка, наблюдая за тем, как я убираю в карман пропуск в бассейн, спрятанный в красную обложку. – Ты чего плетешь?

– Попрошу выбирать выражения. Я при исполнении служебных обязанностей.

– Но ты же мне говорила, что сама зуб на Верку имеешь, – опешила старушка, – что она у тебя мужика отбила, что хочешь с ней разобраться…

– Не понимаю, о чем вы говорите, – обрубила я. – Повторяю, я пришла вас уведомить, что скоро вам будет предъявлен гражданский иск.

– Да в чем же меня обвиняют?

– В клевете. Вы, Надежда Александровна, распространяете заведомо ложные слухи о вашей соседке. В частности, вы говорили, что Прошкина жестоко обращается с сыном, что он стал инвалидом в результате ее побоев. Все ваши слова записаны на диктофон, – блефовала я. – Все это не отвечает действительности, и в суде это будет легко доказано, потому вам придется принести публичные извинения и выплатить моральный ущерб. Вам назвать сумму, которую мы будем просить?

– Мне все равно, сколько вы там собрались требовать. Хоть миллион! Я живу на одну пенсию, и ее у меня никто не отнимет, – парировала Коршунова.

– Заблуждаетесь, из вашей пенсии ежемесячно будет отниматься сумма, превышающая прожиточный минимум. Кроме того, придут судебные приставы и опишут ваше имущество, – я заглянула в комнату и на кухню. – О, да я вижу, у вас два телевизора! Будьте уверены, один из них у вас конфискуют.

Я так гротескно это сыграла, что даже сама испугалась – не доведу ли бабушку до инфаркта?

– Значит, судить меня собрались и раскулачивать? А вы знаете, что я – ветеран труда? У меня и медаль имеется!

Пенсионерка оказалась крепкой, она с ходу нашла, чем защититься.

– Медаль вам не поможет. Вы оклеветали честного и порядочного человека, а это преступление, – стояла я на своем. – Статья сто двадцать девятая Уголовного кодекса Российской Федерации.

– Но я же ничего сама не придумала, – стала оправдываться Коршунова. – Мне милиционер про Веру все рассказал. Как же ему не поверишь?

– Вы можете назвать его фамилию, звание и подразделение, в котором он работает?

– Не могу.

– Значит, это всего лишь отговорка. Да и вообще был ли тот милиционер?

– Был! И я ему поверила, так же, как и тебе тогда, – Коршунова ехидно прищурилась. – Ты тогда одно говорила, теперь совсем другое.

– Вот именно! Это должно стать вам уроком. Мало ли кто вам что скажет! Нельзя верить каждому встречному. Ладно, Надежда Александровна, я вас уведомила, ждите повестку в суд, – я развернулась и протянула руку к замку.

– Погоди, погоди, – бабулька схватила меня за плечо. – А нельзя все это как-то уладить?

– Что значит уладить? – спросила я, не оборачиваясь.

– Ну, я извинюсь перед Верой…

– С вашей подачи, гражданка Коршунова, половина жильцов этого дома начала рассказывать о Вере Ивановне громкокипящие небылицы. Кроме того, вы оклеветали мою клиентку перед ее знакомым, расстроили ее личную жизнь… Это тоже требует моральной компенсации. И немаленькой.

– Ой, батюшки! Да что же это такое! Судить на старости лет собрались, – запричитала пенсионерка, – крох последних лишают. Хотят, чтобы я с голоду померла…

– Так вы не признаете своей вины? – я обернулась и вгляделась в глаза напуганной женщины. В них было смятение.

– Да признаю я, признаю. Бес попутал, с милицейским удостоверением в кармане. Я ведь привыкла верить людям. Зачем же он стал наговаривать на Верочку, а? Зачем ему это понадобилось? Просто так ведь и прыщ на теле не вскочит!

– Были причины, были…

– Какие, не скажешь? – чрезмерно любопытная старушка мгновенно забыла о своих незавидных перспективах.

– Надежда Александровна, не время сейчас заглядывать в частную жизнь других людей. Вам о своих деяниях хорошенько подумать надо.