Агент зарубежного центра

Стали навещать его бывшие «однокашники» по заключению. Приезжали из Риги и Вильнюса, из Киева и других мест. Да и сам он не сидел на месте. Свободно ходил и ездил куда хотел, получил разрешение на въезд в пограничную зону — на Сааремаа, побывал на маленьких эстонских островах Вилсанди, Абрука. Наблюдал за птицами — это стало его научной страстью. Вновь открывались возможности на будущее. Но, как оказалось, суровый урок, полученный от жизни в молодости, не пошел впрок.

Возобновилась переписка со Стокгольмом, взялся сочинять заявления, клеветнические письма, экземпляры которых были обнаружены у разных людей и в разных местах республики. На эстонском и русском языках распространял свое собственное «Жизнеописание», переполненное ложью на советский общественный и государственный строй, хранил и распространял главу из антисоветской книги Кюнга «Эстония как пример». Текст этой главы найден при обыске у знакомых и в доме самого Никлуса. Печатались тексты на его личной пишущей машинке «Оптима». Особую активность Никлус развил в 1979—1980 годах, обращаясь в высокие международные инстанции с собственной интерпретацией событий в истории СССР 1937—1939 годов, протестами против участия в Московской Олимпиаде 1980 года. «Протесты» Марта Никлуса следовали один за другим, полные злобных антисоветских измышлений.

Коллегия по уголовным делам Верховного суда Эстонской ССР 8 января 1981 года приговорила Марта Никлуса к десяти годам лишения свободы…

Вскоре состоялся еще один процесс — за антисоветскую деятельность, клеветническую информацию в западные «радиоголоса» к пяти годам заключения был приговорен Тийт Мадиссон, недоучившийся претендент на славу предводителя эстонской нации. Его многое не устраивало в жизни на родной земле, ненависть к коммунистам и русским он усвоил с раннего детства, а «лесных братьев», уничтоживших большое количество новоземельцев, партийных и советских работников — своих же эстонцев, — он считал героями и хотел бы им подражать, да время этих «героев» давно прошло. Не хотелось честно трудиться — из автобазы в маленьком городке Раквере перекочевал в островной колхоз «Сааре Калур», потом в курортный город Пярну — поработал на рыбокомбинате, в жилищно-эксплуатационной конторе. Все не то. Вот тогда-то и начал он сочинять и распространять байки о подневольном положении и тяжелой жизни эстонского народа при советской власти, о засилии русских, называя свои писания «обращениями» и «воззваниями к мировой общественности». Постепенно «набил руку», выработал свой стиль, свои «методы». Как это просто делалось, он рассказал на допросе в Таллинне 27 октября 1980 года. Первую часть «обращения» составил по услышанному в передаче «Голоса Америки» выступлению бывшего консула буржуазной Эстонской республики, вторую скомпилировал по информациям других зарубежных источников. Его «заметили», «вывели» на Антса Киппара…

Вместе с Тийтом Мадиссоном за такие же прегрешения угодили за решетку его единомышленники — Виктор Нийтсоо и Вельо Калеп, получившие по четыре года отсидки…

Антс Киппар ходил в приподнятом настроении: в списке имен уголовников и прочего сброда, осужденных к разным срокам советским судом в Эстонии, добавились фамилии настоящих «борцов за свободу».

Киппар продемонстрировал свою заботу о семьях «политзаключенных». Жене Мадиссона он разными путями направил посылочки с кофе, какао, журналом мод «Бурда», за который предлагалось выручить немалые деньги, а сыну однажды прислал даже детский костюмчик. Немало посылок, денежных подачек получила мать Марта Никлуса — Эльфриде, которая принимала все с благодарностью, но не спешила изготовлять «передачи» для узника-сына, хотя ей говорили, что заключенным можно посылать посылки и деньги, на которые им разрешается покупать продукты, фрукты и предметы первой необходимости. Узнав о прижимистости матери в дни его заключения, Никлус даже, говорят, обращался в суд с жалобой на свою родительницу…

Пока Никлус, Мадиссон и компания сидели «на казенных харчах», в Эстонии продолжили «работу» их сподвижники, объявившие себя идейными правдолюбцами. Лагле Парек, Арво Пести, Хейки Ахонен, Энн Тарто быстро сумели установить связь со стокгольмским оракулом Антсом Киппаром. Правда, первые письма их друг к другу шли «кружным путем» — через Москву и Ленинград, куда Лагле и ее партнерам приходилось выезжать в поисках иностранных туристов, бизнесменов, журналистов. Появление связного в лице моряка Вольдемара Хольма «упростило» процедуру передачи «материалов» из Тарту и Таллинна в Стокгольм, а из Стокгольма — в Эстонию.

Яак Пыльд и Вольдемар Хольм хорошо «вписались» в киппаровскую систему. Они отработали разные варианты поведения Хольма в экстремальных ситуациях, продумали, как он должен отвечать на возможные каверзные вопросы и нападки самого Киппара и его компаньонов.

— Вольдемар Хольм — умный и находчивый человек, сумеет противостоять любым провокациям, — уверенно докладывал руководству отдела и Комитета майор Пыльд. — На острие операции «Бриз» мы имеем надежного товарища.

6